Надо было подойти, поднять и унести ее отсюда – не хотелось оставлять ее тело здесь, но я никак не решался сделать последний шаг. Пересилив себя, я наклонился и поднял ее на руки. Неожиданно она оказалась очень легкой, и, не рассчитав усилия, я покачнулся и чуть не уронил ее на землю.

Еле слышный стон! Жива?!!!

Пуля попала ей в левый бок и, исковеркав лежащий в кармане полушубка «вальтер», застряла в верхней части бедра…

До лагеря я дотащил ее через три часа. Пришлось опять кружить по буеракам, заметая следы. Все это время она была без сознания, лишь однажды прошептала что-то.

Постаравшись максимально согреть наше логово, я чуть не спалил его, пришлось сбивать с елок шустрые огоньки. Зато внутри ощутимо потеплело, и Маринка открыла, наконец, глаза.

– Очнулась? Ну и напугала же ты меня… Не дергайся, я вот сейчас тебя перевяжу, наконец, правильно.

– Больно…

– Ну, что ж я тут поделать-то могу? На, шнапса глотни, все легче будет.

– Не хочу я его, дядя Саша…

– Так и я не напоить тебя стараюсь. А все же легче будет боль терпеть. Там-то я тебя наскоро перевязал, ты и не чуяла ничего, без сознания была. А здесь – лучше уж со шнапсом, чем без него. Мне с тобой тут ковыряться долго, терпеть трудно будет. И не дергайся и не красней! Нашла тоже повод… У меня медсестер для тебя нету. Так что – не вертись.

Перевязка заняла прилично времени. Для меня было совершенно очевидно – до фронта мы не доберемся. И уж тем более через него нам вдвоем не перейти. Просто не дойдем. Ходить она сможет не ранее чем через две недели. И то – в лучшем случае. Значит, переход к нашим откладывается. И с раной ее что-то надо делать уже скоро. А где я тут, в лесу, найду ей врача?

– Дядя Саша?

– Ну, чего тебе, горе ты мое луковое?

– А там, у тайника, кто это внизу был?

– Похоже, что наш. Судя по всему, гнали его давно, из оружия у него только «наган» и «парабеллум» остались. Да и патронов – кот наплакал. Ни еды, ни документов – ничего не было.

– Его убили?

– Да. Полицай сбоку из «СВТ» ударил, была там, в бревнах, дырка. Сверху я ее не видел, а полицай вблизи рассмотрел.

– А кто в меня попал?

– Ты не видела?

– Нет, я только выстрел заметила. Он из куста стрелял – вот снег с веток и посыпался. Да и перед ним снег взвихрило – выстрелом, наверное.

– Правильно ты его срисовала! Только вот стрелять на такую дистанцию из автомата на бегу я и сам бы не рискнул. Из пулемета – еще куда ни шло. Да и зачем ты вскочила-то?

– Так я думала, он вас…

– Убил?

– Да…

– Меня, Котенок, убить весьма затруднительно. Из ума я не выжил еще и подставлять башку под каждую пулю не собираюсь. А упал я, чтобы его из укрытия выманить.

– Удалось?

– Вылез. Не простой полицай оказался. По документам судя – фольксдойч, откуда-то из Прибалтики. Он, видать, неслабой шишкой был, и парня этого, парашютиста, они давно вели. Смотрели – куда и к кому пойдет. Чтобы и этих тоже взять тепленькими. Странно, почему с ними немцев не было? Разве что решил этот фольксдойч перед ними оттопыриться покруче?

– Что сделать?

– Ну, себя показать в выгодном свете. Вот я какой – целую комбинацию разработал и провел самостоятельно!

Мы замолчали. Я укутал Котенка во все теплые вещи, которые у нас имелись, и оборудовал ей удобную лежку.

– Вот тут и лежи. Я с вещами разберусь и поесть тебе приготовлю. Из тебя теперь боец, равно как и хозяйственник, – неважный.

Занимаясь готовкой пищи, я не переставал думать о том, что же теперь делать с Котенком? Идти она не может. Еды достаточно, чтобы просидеть тут еще недели две. Но простым сидением на месте я мало чем ей помогу. Еще вопрос – как ее нога? Сейчас боль вроде бы и несильная, но пуля-то в ноге, и вынуть я ее не могу. Искать помощь? Вот ее уже выбросили разок – и что? Где они все теперь? Да и будь они тут все разом, чем это ей поможет? Хирурга между ними точно не было, а коллективные соболезнования в данном случае лекарство неважное. Разве что вынести ее через фронт на руках? Такая группа это сделать может. Если захочет. Или если будет приказ сверху.

Я покосился на Котенка. Лежит, глаза закрыты – дремлет? Бедная девочка, надо же – вскочила меня защищать! Или отомстить? Нет, что-то придумать надо, бросить ее здесь я не могу. И сидеть рядом, смотреть, как она страдает, тоже невозможно.

Снова мыслим. Выносить ее отсюда или вывозить будут только по приказу командования. Никакая жалость и сочувствие не подвигнут группу тащить ее на руках без приказа свыше. Есть свое задание, и его надо выполнять. Да и где ее взять, эту группу? Значит, надо сделать так, чтобы такой приказ был. Легко сказать! Ты еще доберись до него, до командования. А потом уже и рассуждай. Да и командованию нужен неслабый аргумент для отдачи такого приказа. А есть ли у меня такой аргумент?

Генеральские бумаги? Очень даже неплохо. А если к ним приплюсовать еще и те, что остались в тайнике в деревне? Портфель похороненного мною в развалинах станции офицера тоже представлял немалый интерес. Сидя в подвале, я успел просмотреть его содержимое, там тоже было кое-что интересное. Но этот портфель лежит там. И очень даже хорошо, что там!

Радиограмма

– Вот что, Котенок, есть тут у меня мысль одна…

– Какая?

– Да вот, думаю я, как вывезти тебя к нашим.

Котенок слабо улыбнулась:

– Дядя Саша, ты уж не думай, что я совсем маленькая или дурочка какая. Я же вижу – с такой раной я уже никуда и никогда отсюда не уйду. Спасибо тебе, что меня столько тащил. Мне тут с тобой хорошо, даже и нога почти не болит. Но лучше бы ты меня там оставил. Я бы еще какого-нибудь фрица с собой прихватила бы. А так здесь умру от раны без пользы совсем.