В начале восьмого они отправили на грузовике трупы животных – двух коз, собаки и коровы, – затем кое-как забили досками дыры в полу гостиной, очистили комнаты от обломков мебели, осколков посуды и стекла, расставили уцелевшие стулья и кресла по местам и сварили себе кофе. Дом еще был оцеплен омоновцами, на улице дежурил БТР, и можно было не опасаться повторного нападения. Елисей Юрьевич разговаривал мало, междометиями, было видно, что он давно решает какую-то внутреннюю проблему, не делясь информацией с учеником.

Следователь и работники прокуратуры, которую возглавлял Антон Кириллович, уехали еще в пять часов утра, пообещав разобраться с нападением и выявить заказчика. Но Тарас почему-то был уверен, что если это и произойдет, то не скоро. Уж слишком наглой была атака прокурорского дома, хорошо рассчитанной и точной. Нападавшие знали, кто у прокурора в гостях, и не пожалели ни женщин, ни дочь Антона Кирилловича, ни гостей.

Впрочем, могло быть и так, что охотились боевики вовсе не за Хованским, несмотря на его жесткое отношение к бандитам, а за его важными гостями, хотя при этом сразу вставал вопрос: откуда к террористам просочилась информация о прибытии москвичей. Знали об этом буквально два-три человека из местного отделения ФСБ.

Выпив чашку кофе, Тарас не удержался и задал этот вопрос учителю. Елисей Юрьевич, сменивший пробитую и окровавленную одежду, долго не отвечал. Пил кофе мелкими глотками. Думал. Потом вспомнил об ученике.

– Цель атаки была – мы. Точнее – я.

Тарас подождал продолжения.

– Почему вы? За что? Ведь они и так убили… ваших… или это месть за что-то? Может быть, кто-то из полевых командиров имеет зуб на вас?

Елисей Юрьевич качнул головой.

– Я не воевал. Дело в другом.

– В чем?

Долгое молчание. Елисей Юрьевич допил кофе, поставил чашку и поднял на Тараса измученные глаза, в которых всплыли долго сдерживаемые тоска и боль.

– Тебе этого лучше не знать.

– Почему?

– Твои реакции на такие вещи не всегда адекватны.

Тарас набычился.

– Зло должно быть наказано… а справедливость восстановлена! Человек, а вернее, нелюдь, убившая невинную женщину, жить не должна!

Елисей Юрьевич снова покачал головой.

– Этому я тебя не учил.

– Меня учила жизнь. Я два года служил в спецназе, воевал в Таджикистане с наркокурьерами. Эта мразь ничем не отличается от здешней мрази. Она должна быть ликвидирована!

– Если таковы твои убеждения, то Герард прав – ты не готов к восприятию ценностей Круга. Хорошенько запомни: месть не дает избавления!

– В данном случае это не месть, – упрямо сжал губы Тарас. – Это возмездие!

– Не будем спорить. Жизнь убедит тебя в конце концов… или не убедит. Выполни только одну мою просьбу. Я уже не смогу тебя чему-либо научить, ты уходишь, и я это вижу. Но все же попробуй тщательнее рассчитывать каждый свой шаг. Иначе путь потерь для тебя будет слишком жестоким.

Тарас отвернулся, сдерживая возражения и желание поспорить, сказал через силу:

– Хорошо, учитель.

Посидев так немного, он спросил:

– Что будем делать?

– Ничего, – ровным тоном проговорил Елисей Юрьевич, поднимаясь. – Поможем похоронить Антона с Диной, отправим домой… м-м, «груз 200» и улетим сами. Здесь нам больше делать нечего.

– Но ведь нас хотели убить!

Глаза Смирнова вспыхнули.

– Они знали, что нас убить нелегко, это была разведка боем. Меня хотели разгневать, заставить потерять голову, броситься в погоню, чтобы нанести внезапный удар. Пойти у них на поводу, значит – проиграть.

– У кого «у них»?

Елисей Юрьевич расслабился, прошелся ладонью по лицу, успокаиваясь, направился к двери. На пороге оглянулся.

– Я мешаю одному нашему приятелю. Кстати, ты тоже. Но если они еще надеются, что ты примкнешь к ним, то насчет меня у них сомнений нет.

– Никогда! Но… кого вы все-таки имеете в виду? Дмитрия?

– Дима Щербань – только пешка в их руках. Мощная, уверенная в себе, с большим потенциалом, с задатками оператора, но пешка. Я имел в виду директоров «Купола». И того, кто над ними.

Тарас помолчал, переваривая услышанное.

– Вы имеете в виду…

– Конкере, – ответил Елисей Юрьевич, выходя за порог. – Наместника Монарха Тьмы на Земле.

Тарас остался сидеть в гостиной, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли в кучу. Буря в его душе улеглась не скоро. Было ясно, что учитель знал, кто пытался его нейтрализовать, организовав убийство близких, а потом и семьи друзей, но не хотел заниматься расследованием и выявлять исполнителей. Ему надо было помочь.

«Нелюди жить не должны!» – повторил Тарас про себя, заканчивая свой внутренний диалог с самим собой. Путь потерь, о котором предупреждал учитель, для него еще ничего не значил.

Отправка «груза 200» – цинковых гробов с телами жены и матери Елисея Юрьевича – не заняла много времени.

В десять часов утра больничный катафалк под охраной БТР отвез убитых на военный аэродром в Ханкале, там гробы перегрузили в чрево «Ан-12», который должен был вылететь в Москву утром следующего дня, и москвичи оказались предоставленными сами себе.

Впрочем, не совсем так. Гибель прокурора и его жены от пуль террористов наложила на них если и не физические, то психологические обязанности, которые надо было выполнять. Поэтому учитель и ученик разделились. Елисей Юрьевич поехал в комендатуру, на встречу с коллегами и представителями правоохранительных органов, занявшихся расследованием инцидента, Тарас же направился в больницу, где все еще находились мать прокурора и ее внучка. Ему предоставили старенький джип «Чероки», корпус которого был усеян заплатами, а стекла кое-где заменены фанерой, и водитель-чеченец, молодой парень с едва пробившимися усиками, с ветерком домчал московского гостя до больницы.

Валентина Матвеевна чувствовала себя лучше. Она еще не передвигалась самостоятельно, однако уже сидела в постели и могла разговаривать, хотя было видно, что смерть сына лишила ее всего, в том числе главного – смысла жизни. Взгляд у женщины был потухший, есть она отказывалась и держалась только из-за внучки, лишь из ее рук принимая лекарства и воду. Ни на один вопрос она не ответила.

Примерно так же вела себя и Тоня, на вопросы Тараса о самочувствии ответив одним словом:

– Ничего…

Понимая, что ничем в настоящий момент он не сможет помочь осиротевшим женщинам, Тарас посидел немного в палате, где находились еще две больные женщины, пообещал Валентине Матвеевне и Тоне посетить их еще раз и с тяжелым сердцем покинул территорию больницы.