– Ничего себе! Не знаю, как насчет «едет», но у тебя под крышей все перемешалось. Физику с философией путаешь, – усмехнулся Ратников. – А чего ты вообще над этим вдруг заморочился?

Белый фонарь на вышке оператора показывал, что вести огонь запрещено. Они взяли металлические стойки, мишени и пошли в поле, продолжая разговор на ходу.

– По телеку фильм про Криса Кайла показывали… Его бывший морпех застрелил на стрельбище. Сказали – из-за посттравматического стресса. Мне Лариска и говорит: «Мол, видишь, что после твоих командировок случается. И этот Кайл был снайпером, и ты, оба воевали в горячих точках… И тот морпех такой же! И твои друзья такие!»

«А мне ты это к чему говоришь?» – спрашиваю.

А она: «Да к тому, что ты вчера водителя автобуса чуть не убил! Ни с того ни с сего… Мне за тебя иногда страшно бывает». Сергей, а эти дятлы совсем обнаглели – наперегонки друг с другом гоняются, остановки проезжают, по сотовым телефонам за рулем болтают, еще и курят! А в салоне же дети есть, женщины… Вот я и завелся…

– Не переживай, я тебя не застрелю, – успокоил товарища Ратников. – Да и никаких синдромов у нас нет, каждые полгода медосмотр проходим…

– Да я не к тому… Мы с ней уже пять лет вместе. Два года как официально женаты. А она мне говорит такое…

Они шли по полю, заросшему бурьяном, репьи цеплялись к камуфляжным штанам. Здесь шла своя жизнь: шныряли под ногами шустрые суслики, стрекотали кузнечики, не глядя на цвет сигнального фонаря летали стрекозы, не опасаясь пуль, жужжали пчелы…

– Не бери в голову! – Ратников махнул рукой. – Переживает – значит любит. Объясни ей, что сами по себе командировки человека не меняют: если есть внутренний стержень, то война его только закалит. А если стержня нет или он слабый – тогда да, возникают проблемы…

Котин не ответил, и Ратников продолжил:

– Ты мне лучше скажи… Как ты думаешь: правда, что этот Крис Кайл с двух километров повстанца в Ираке завалил?

– С тысячи девятьсот двадцати метров, – уточнил Котин. – Не знаю, если честно. Есть много легенд на эту тему. В восемнадцатом веке прицельная дальность была семьдесят метров, а какой-то парень угодил в глаз вражескому командиру со ста пятидесяти… Век спустя кавалерист Билл Диксон из «Шарпса» пятидесятого калибра вроде бы подстрелил воина-индейца с дистанции около тысячи четырехсот метров… Оружие совершенствуется, я читал, что в Афгане были сделаны три самых дальних зарегистрированных выстрела в мире. На первом месте англичанин с дистанции 2475 метров, за ним два канадца – 2430 и 2310 метров.

– А я думаю, это вранье! – сплюнул Ратников.

– Как вранье? А в ТТХ[20]что написано? Для нашей «Т-5000» дальность тысяча шестьсот метров! Для «Rangemaster» прицельная – тысяча пятьсот, максимальная – до двух тысяч… Раз пишут и регистрируют, наверное, правда!

– Знаешь, как бабушка через забор лезла? – спросил Ратников. – Ободралась вся, испачкалась… Ее спрашивают: «Зачем?» А она обижается: «На заборе написано „фер“, а там только дрова лежат…»

– Старый анекдот!

– Но к нашему спору подходит! Я бы еще поверил, что в спортивном снайпинге, и то – вряд ли, а в боевых условиях… Думаю – на тысячу метров всего человек пять – семь в мире могут работать. А свыше тысячи пятьсот – вообще фантастика…

– Частично соглашусь! При серьезной работе, когда есть приказ на конкретную цель, на дальнее расстояние выходить смысла нет. Если с первого выстрела промажешь – придется второй делать, больше шансов, что обнаружат и убьют. Да и цель после промаха может укрыться. Лучше подойти метров на четыреста, уложить наверняка и уйти…

– Вот тут-то и закавыка! – Ратников поднял палец, как будто хотел определить таким примитивным способом направление ветра. – В боевых условиях близко подобраться трудно. Да и уйти потом… Противнику-то тоже легче нас достать с четырехсот, чем с тысячи…

– Да у нас и нет тысячных дистанций! – кивнул Котин. – Ты тогда, в Минводах, с какого расстояния сработал?

– А, Иса Асламбеков! – сразу вспомнил Ратников. – С двухсот. Наши хитростью заставили его выглянуть из автобуса, он прикрывался заложницей, пришлось стрелять по ногам… И я, и Петр попали, он выпал, а вторая пара с пятисот метров угодила в грудь и в голову. Он так и не успел нажать кнопку…[21]

– Ну, вот… Я сколько разговаривал с пацанами, никто дальше семисот не стрелял…

– И я ж про то! Ведь выстрел – он из двух частей состоит. Первая – личностная: мастерство стрелка, опыт. Это умение рассчитать поправки, навести, прицелиться, задержать дыхание, выжать спуск, ну и все такое… Вторая – чистая баллистика! Сила тяжести, деривация, ветер, сопротивление воздуха, воздействие давления и температуры… Когда стреляешь с пятидесяти – ста метров, все зависит от стрелка. На пятьсот – шестьсот – пятьдесят на пятьдесят… А на тысячу – бóльшая часть успеха определяется внешними факторами, законами физики… Уж не говорю про две с лишним тысячи… Тут личность определяет только одну десятую успеха. Если не одну сотую…

– И что ты хочешь сказать?

– То, что «тысячников» в мире единицы, а «двухтысячников» и быть не может!

– Ладно, хватит болтать про две тысячи, а то рубеж пропустим. Пришли уже!

Любое оружие, в том числе и снайперское, приводят к нормальному бою на сто метров, и снайперы уже подошли к первой отметке. Прикрепили к щитам черные пристрелочные мишени, для бóльшего контраста наклеенные на белый лист ватмана: целиться под прямой нижний срез гораздо удобней, чем выискивать центр грудной или ростовой мишени.

Установив стойки с мишенями, двинулись дальше. На рубежах 300, 400 и 500 метров вбили деревянные колышки, к ним привязали шары, надутые до диаметра порядка десяти сантиметров. На 600 метрах шары надули полностью. Дальше стрельбище не размечалось, поэтому пришлось воспользоваться двухметровым шагомером и самим определить тысячеметровый рубеж, на котором установили две ростовые мишени – по одной на каждом направлении стрельбы.

Сделав дело, они пошли обратно.

– По поводу «двухтысячников»… – вернулся к недавнему разговору Ратников. – Все эти «максимальные дальности» в паспортных ТТХ винтовок – обычная реклама.

– Думаешь?

– А чего тут думать? Это так же, как и с кучностью. Если десять выстрелов произвести двумя сериями по пять каждая, то поперечник рассеивания получится лучше, чем при одной десятипульной серии! Так и улучшают кучность! Только на бумаге, а не на мишени…

Переговариваясь, они вернулись на огневой рубеж. Горев уже приготовил патроны и терпеливо ждал.

На вышке загорелся красный фонарь. В данном случае он не был связан с теми ассоциациями, которые вызывает у большинства обычных штатских. Это был знак: людей в поле нет, разрешено открытие огня.