В одиннадцать утра во вторник я переступила порог квартиры, где была счастлива еще две недели назад. Зашла на кухню: чайник был чуть теплым, в чашке Игоря остатки кофе с молоком, на обложке журнала «Коммерсант» остался круглый бежевый след, а под столом у стены стояла недопитая бутылка белого вина. Я взяла ее и ушла в спальню.

Села на пол и открыла нижний ящик шкафа, где лежали старые кассеты, виниловые пластинки и компакт-диски. Я включила «Земляничные поля» «Битлз» и огляделась вокруг.

Из моих вещей здесь оставался нетбук, фотоаппарат, справочник по высшей математике, тетрадь по бухгалтерскому учету, пара футболок, свитер, джинсы, туфли. Купленную им одежду я решила не брать.

Не так уж много, если учесть, что четыре дня в неделю из семи я жила с ним в этой квартире.

Среди беспорядочных залежей компакт-дисков и кассет незаметно и скромно лежал небольшой фотоальбом. Тоненькая и прозрачная потрепанная обложка, десять на пятнадцать, всего двадцать четыре фотографии. Я много раз ковырялась в этом ящике, разглядывая обложки пластинок и дисков, но никогда не видела этого альбома.

Я отхлебнула из бутылки и открыла альбом. Фотографии блеклые, не самые четкие, замыленные, в правых нижних углах стоят даты оранжевыми цифрами – двухтысячный, две тысячи первый год.

На фотографиях был высокий улыбчивый парень, худой, темноволосый… с глазами Игоря. В потертых джинсах, немного небритый, обросший, счастливый, с кольцом на безымянном пальце. Рядом была девушка. Длинные волосы, прямая челка… На секунду мне показалось, что это какая-то ошибка, что это я – там, рядом с ним, больше десяти лет назад.

Игорь женился в двадцать лет на своей однокурснице. Через три года она ушла от него, а он надел кольцо на другую руку и больше не женился. Он продолжал любить ее, эту девочку со светлыми волосами и прямой челкой до бровей.

Меня тошнило утренним завтраком и белым вином. Игорь никогда не любил меня. Все это время он видел во мне ее, бывшую любимую жену – ту девочку, какой она была десять лет назад. Это не со мной он занимался любовью, а с ней. Это не меня он обнимал при встрече и целовал в нос. Это не со мной он жил последние три месяца. И плакал он вчера, обнимая до боли, не потому что любил меня, а потому что все еще любил… ее.

Я была просто копией, его неудачной попыткой вернуться в прошлое, забрать украденное временем счастье. Я вообще была тут ни при чем.

Просто однажды оказалась не в то время не в том месте. Он хотел вернуть свою любовь, сделав из меня свою бывшую жену. Тот же рост, та же фигура, серые глаза, длинные волосы… Игорь мог без меня, а я сильно сомневалась, что теперь выживу без него.

Так получилось, что полгода моей жизни уместились в два бумажных пакета магазина «Zara» и две сумки через плечо – одна с нетбуком, вторая – с фотоаппаратом. Я закрыла квартиру и посмотрела на связку ключей, на брелок с потертой буквой «М». Теперь я знала, почему именно эта буква. Это были ее ключи, не мои.

Мари.

Ма-ри.

Он звал меня так же, как ее.

Эстафетная палочка, переходящее знамя, мое чужое имя.

Единственная любимая женщина в жизни мужчины, ее многочисленные тени и отражения.

Натыкаясь на ручки детских колясок на первом этаже, я добралась до ряда почтовых ящиков на стене. Нашла номер тридцать два. В круглых отверстиях белели рекламные листовки. Я оставила ключи и вышла из подъезда. В голове непрерывно менялись черно-белые слайды из их общего прошлого.

Дома я развернула пакет и вывалила на диван те немногие вещи, что у меня остались. Шелковая ночная рубашка, заляпанная зубной пастой, потертые рваные джинсы – почти как у Игоря, – их я носила в студии, когда помогала ему; измятая белая футболка с «The Beatles», летние туфли без каблука. Больше я ничего не забрала, только мои вещи. Еще была зеленая зубная щетка, она пахла мятой.

Открыла шкаф, где висели десятки платьев, юбок, сексуальных блузок и брюк – вещей, которые я носила, живя с Игорем, которые покупал он. Дорогие, качественные, стильные, шикарные…

Не мои, а ее вещи.

Вещи той, чьей тенью я стала. Благодаря Игорю.

Хотелось избавиться от них. Часть меня хотела собрать их в мешок, отнести в лес за железную дорогу и сжечь. Другая часть хотела раздать их подругам и знакомым.

– Давай я их все примерю, а ты сфотографируешь и выложишь фото в Сети? – предложила Оксана. – У тебя шикарные шмотки. В них любая кляча будет смотреться. Я тебе говорю, их у тебя за неделю разберут. Вон то бежевое платье – мое, ты не против?

– Забирай.

– Я бы на твоем месте брала за них деньги. Слишком жирно такую красоту бесплатно раздавать.

– Забирай уже свое платье, пока я не передумала. Я просто хочу избавиться от них, как можно скорее.

Через три часа мы отсняли все мои наряды и закачали фото в социальную сеть. Сделала объявления в группах, обновила статус, потом долго сидела перед экраном и разглядывала последние снимки с камеры. В них затерялось два кадра с Игорем.

В начале мая мы снимали влюбленную пару в студии. Солодов фотографировал босиком, в любимых драных джинсах, сняв футболку. Тренированная спина вполоборота, сильные руки и плечи… На левом плече татуировка почти до локтя – кудрявый узор из сотни ажурных завитков, в изгибах которых прятались буквы. Я много раз вглядывалась в этот узор на его руке, но так ничего и не прочитала. Игорь рассказывал, что сделал ее в двадцать один год, когда сам еще был студентом.

Увеличила, приблизила, сделала черно-белым.

Задрала контраст до максимума. До самого упора.

Как по волшебству на серой коже появилось шесть черных букв.

Первой была буква «М».

Перед сном, глядя на обойные рисунки, я представляла, как пропускаю свои чувства через пальцы, мотаю в клубок из грубых нитей любовной лихорадки, кошмарных снов, холодного озноба и сброшенных звонков. Нить была шершавой, как щека Игоря с утра, и непрочной. Она рвалась и не грела. Не грела и кусалась, как шерстяной свитер на голом теле.

Я просидела в душной квартире весь июнь, выходя из дома только в дни экзаменов. Не умывалась, не чистила зубы, не расчесывала волосы. Даже переодеть пижаму не возникало желания. Зачем носить красивое белье, брить ноги каждое утро, отращивать длинные волосы, которые ему так нравятся? Зачем, если это никому не нужно. Ни Солодову, ни кому-то другому. Мне было удобно и так – в носках, пижаме и халате.

Оксана приходила под вечер, включала ноутбук и до трех часов ночи играла, сидя в наушниках и время от времени говоря что-то в микрофон.

Один раз приехала Катя.

– У меня кое-что есть для тебя, – сказала я. – Подарок.

Я открыла шкаф и достала длинное платье в пол цвета чайной розы. Легкое, нежное, шелковое. Почти невесомое. Оно было мало мне, и я ни разу его не надевала – Игорь ошибся с размером.