Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот вопрос Фридман мне не ответил. Ну, если, конечно, не считать ответом его фразу: «Тем, что мы создали их! Мы – боги!..»
На следующий день погода снова испортилась. Прямо с утра небо опять заволокло тучами, и я вспомнил, чем еще мне не нравилась бывшая родина – здесь не было неба. Нормального синего неба. Тут его «выкидывали», как говорили раньше, словно дефицитный товар, и за ним нужно было охотиться. И еще здесь было мало солнца – по той простой причине, что солнце обычно располагается на небе. А небо – частично летом и практически всегда зимой и в межсезонье – было загорожено от народа какой-то серой занавеской. И тут заговор!
Внимательное изучение прохожих через окно номера привело меня к выводу, что температура, по счастью, еще не обвалилась настолько, чтобы заставить меня срочно кидаться и принимать меры по утеплению организма. А зонт у меня в чемодане был. Хороший, привезенный из самой Америки зонт. Китайского производства.
Настроение у меня было с утра, несмотря на предательство погоды, неплохое, я даже удивился: в Нью-Йорке весь последний месяц я в таком настроении не просыпался. А раньше, когда будильник рывком вырывал меня из черноты на службу, я вообще не просыпался, считай. Просто продирал глаза и в таком состоянии входил в окружающее пространство. При этом никакого настроения у меня тогда, похоже, вообще не было. Я не думал о нем. Просто вставал и шел. А вот сейчас задумался.
А чего это мне так весело? Так не может быть долго…
И действительно, раздался звонок. Ну вот, я же говорил!.. Сейчас кто-нибудь что-нибудь скажет. Взглянул на экран – Ленка вызывает. Как обычно без видеоизображения, чтобы уменьшить трафик и помехи.
– Да, Лен! Слушаю тебя!
– Привет. Проснулся уже? Чего не звонишь?
– Да забыл вчера. А ты чего не спишь? У вас там ночь уже…
– Да не спится что-то, – голос жены был грустным, и я подумал, что приличное утреннее настроение, с которым я проснулся, сейчас начнет растворяться, как кусок рафинада в горячем чае. Но оно на удивление не растворялось, продолжая держаться, несмотря на едкую грусть в Ленином голосе, несмотря на застилавшие небо тучи за окном. Не заболел ли я?
– А чего не спится? Как у тебя на работе?
– На работе как раз нормально, – отозвался далекий Ленин голос с другого континента и полушария, долетевший до меня через космос, через молчаливые спутники, одиноко летящие в безмолвно-черном ледяном пространстве. – А у тебя как дела? Когда вернешься?
– Пока не знаю. Тут еще не закончилось, я же подписал у них контракт. Дело не в деньгах, конечно, а просто неудобно бросать, только начав.
– Я понимаю, – ответил космический голос. – Просто скучаю. А ты не позвонил…
И я, конечно, сразу почувствовал себя виноватым.
– Лен…
Вот зачем она это сказала? И что мне на это ответить? Но она сама продолжила:
– Да я ничего, понимаю, что мог забыть, или закрутиться, или уснуть… Просто жалуюсь. Как у тебя там твоя новая нежданная работа?
– Да ты знаешь, – оживился я, радуясь, что разговор уходит от грустной темы, – очень странно, интересно и необычно! Помнишь, я звонил когда в последний раз – позавчера, что ли…
– Три дня назад.
– Ага… Я тебе говорил, что это психологический эксперимент, что я его, этого Фридмана, расколол… Помнишь? Так вот, оказалось, что не расколол, оказалось, он мне правду говорил, представляешь?
– Ты о чем?
Я даже растерялся на мгновение – что значит, «о чем»? Я же ей так подробно три дня назад все рассказывал. Чем она слушала? И вдруг понял, что слушала она не столько мою речь, сколько мой голос. Эти женщины…
– Ну, вспомни! Тест Тьюринга, я должен был говорить с имитатором интеллекта, а мне подсунули настоящих людей, и я об этом, типа, догадался…
– Да, ты говорил. И что?
– Лен! Это не психологический эксперимент на расчеловечивание или типа того, как я думал. Скорее наоборот, очеловечивания! Я действительно говорил с машиной. Я, правда, еще не до конца, не на сто процентов уверен в этом, но, судя по тому, что говорит Фридман, это действительно так! В смысле, я разговариваю с машиной. Вернее, с теми личностями, которые она эмулирует. Точнее, которые там живут, в ней. И полное впечатление, что это люди! Реально люди!
– В каком смысле? – в голосе Лены не прозвучало удивления или даже сколь-нибудь значимого интереса. Похоже, ее действительно интересовал сам мой голос, нежели содержимое речи. Ей хотелось просто со мной говорить. А может быть, она просто недопонимала, с какой необычной штукой я столкнулся, в каком величайшем научном прорыве мне довелось участвовать, с какими людьми соприкоснуться. Может, этот Фридман через несколько лет будет славен, как Эйнштейн. А я с ним вот так запросто… Может, ему и вправду нобелевку дадут – в какой только области? По математике вроде не вручают. Такое только внукам рассказывать! И вдруг вспомнил, что не будет у меня никогда никаких внуков. Точнее, у нас с Леной. Но у меня могли бы быть – с Инной, если бы не…
– Что ты имеешь в виду? – переспросила Лена.
– М-м-м. Ну, как тебе… Вот полное впечатление, что говоришь с человеком, у которого своя история, жизнь, боль, страдания, неудачи.
– А удачи? Удачи там есть у них?
– Наверное, есть. – Я вдруг задумался: а почему мне и вправду не попался ни один счастливый персонаж? Может, прав Фридман, и у меня деформация личности, и я вижу только проблемы, беды и несчастья? Ну хоть бы кто поделился со мной радостью! – Не знаю, Лен. Я как-то не спрашивал их про удачи. Но полнейшая иллюзия, что говоришь с живыми людьми! Я даже у Фридмана попросил адреса… адрес одного мальчика там… ну, с которым я разговаривал на тесте, чтобы купить ему ноутбук.
– Погоди, – вдруг заинтересовалась Ленка, явно отвлекшись от просто звука моего голоса и обратившись к его смысловому содержанию. – А ты что, видишь этих своих, с кем беседуешь? Или как это происходит?
– Я тебе рассказывал – там можно текстами вопросы набивать и ответы читать, можно только голосом, а можно включить полную иллюзию – с живым голосом и живым изображением. Вот я в последнее время так и делаю. Говорят, все испытуемые постепенно переходят к полному