Видимо, решение позвонить Андрею было очень правильным, поскольку, лишь только я сделала движение в направлении телефонного аппарата, как меня тут же осенила гениальная идея.

Я вспомнила, что, когда мы разговаривали с Володей в ресторане, он, в числе прочего, говорил о том, что окончательное заключение относительно достоверности того или иного художественного шедевра могут дать только эксперты Третьяковской галереи. А в другой нашей беседе, как раз когда я просила его узнать о кражах, он упоминал о том, что через некоторое время после последней кражи в наш городской музей было крупное поступление экспонатов и, чтобы провести их оценку и экспертизу, приезжали специалисты из Третьяковки.

Новоселов, будучи коллекционером и постоянно вращаясь в сфере себе подобных, наверняка был осведомлен о таком знаменательном событии, как приезд в наше захолустье специалистов из Москвы. Вполне возможно, что он захотел получить лишнее подтверждение ценности своего сокровища, а может, в глубине души — просто похвастаться, и заказал частную экспертизу.

Конечно, это наверняка стоило недешево, но ведь все эти события происходили несколько лет тому назад, Новоселов был тогда еще в силе и не испытывал проблем ни с финансами, ни со здоровьем. Думаю, ему было нетрудно, используя свои связи в этой среде, выйти на московских гостей и добиться проведения экспертизы рисунка. Только вот результат, скорее всего, оказался для него неожиданным.

Но, впрочем, тут мы опять оказываемся в сфере догадок.

Нет, выдвижение предположений мы пока лучше оставим и займемся вещами реальными. Предоставим, как говорится, небо птицам, а сами обратимся к стульям. Точнее, к Андрюше Мельникову, который благодаря своему официальному статусу вполне может послать запрос в Москву и выяснить, не проводилась ли в такое-то время специалистами Третьяковской галереи экспертиза такого-то рисунка в городе Тарасове. И если проводилась, то каковы оказались ее результаты.

* * *

Эта блистательная стратегия оформилась в моей голове за те полторы-две минуты, которые понадобились мне, чтобы дойти до телефона. Набирая номер, я уже знала, что буду говорить с Андрюшей не только о разрабатываемой им версии.

— Алло, Андрей? Это Татьяна.

— Привет, как поживаешь?

— Что-то ты опять грустный какой-то. Преступник не колется?

— Ой, не напоминай даже! В кои-то веки думал — повезло, так быстро раскрыли глухой висяк… Э-хе-хе…

— Погоди-ка… Он ушел, что ли? Не нашли?

— Да почему не нашли… Нашли. Только лучше б и не находили…

— Да объясни ты толком!

— Что тут объяснять… алиби у него. Да такое — специально думать будешь, и то лучше не придумаешь. Короче, этот «жучок» — помнишь, я тебе рассказывал, который у Шульцмана деньги под картину занял, а потом их проиграл?

— Ну?

— Он потом с горя так набрался, что и сам себя позабыл. Помню, говорит, что сначала со знакомыми в кабаке сидел, они угощали, потом еще куда-то пошел, и там угощали. Потом в ночную какую-то забегаловку завернул, там часы пропил…

— Да брось — ему за часы налили?

— Золотые были, он же крутой… был, пока бабки не профукал. А в той забегаловке заприметили его, ну и пошли провожать. Последнее, говорит, что помню, — так по затылку жахнули, что из глаз звезды посыпались. И после этого, говорит, ничего не помню. Нашли мы его недавно — в больнице. Добрые люди утром в «Скорую» позвонили. Если по времени сопоставить, получается, что он по кабакам разгуливал как раз в тот момент, когда Шульцмана убивали. Так что он никак не мог этого сделать. А потом, когда по затылку получил, уж и тем более. Насчет кабаков мы все пробили, свидетели подтверждают. И обслуга, и знакомые, угощавшие «жучка».

— А сам он что говорит? Не слышал, не знаю?

— Куда тебе! И руками, и ногами отмахивается. Провались, говорит, они, и картина, и деньги эти, чтобы я из-за них такой грех на душу взял! Вот так-то. Был подозреваемый — и нет его. Вчера радовался, что дело раскрыто, а сегодня хоть все сначала начинай.

Голос Андрюши звучал очень печально, но на меня это оказывало прямо противоположное действие. «Ага! — торжествуя, думала я. — Значит, не врали кости! Значит, я и правда на верном пути. Что ж, если версия Мельникова лопнула, у меня еще больше причин доводить до конца свою».

* * *

— Не горюй, Андрюша, — бодрым голосом сказала я. — Кто знает, может быть, не так еще все плохо. Я в это время тоже на месте не сидела, может, совместными усилиями кое-чего и добьемся?

— А что, есть какие-то зацепки? — с надеждой в голосе спросил Андрей.

— Все может быть. Но для начала мне потребуется твоя помощь.

— Вот так ты всегда, Татьяна! Чем объяснить толком все, как есть, только туману напустишь… Да еще и помощь ей подавай!

— Андрюшечка, ну ты же знаешь — я, пока все досконально не проверю, никогда ничего не говорю. Да и тебе что за резон в моих догадках путаться? Вот выясню все, тогда все подробности тебе открою. Ты мне только помоги справочку одну навести.

— Какую еще справочку? — подозрительно спросил Андрей.

— А вот какую. Несколько лет назад в наш городской музей поступило несколько новых экспонатов, и, чтобы оценить эти экспонаты и в должном виде передать их на баланс, приезжали эксперты из Третьяковской галереи. Так вот: мне необходимо узнать, проводили ли эти самые эксперты оценку редкостей, принадлежащих частным коллекционерам? А именно меня интересует рисунок Рембрандта. Нужно узнать, обращались ли к ним во время их пребывания в Тарасове за подобной экспертизой и что эта экспертиза показала. Думаю, если экспертиза проводилась, в документах это должно быть зафиксировано. Ведь хоть экспертиза и частная, но сами-то эксперты — госслужащие, и они все свои действия должны отражать в документах. Так что запросик в Москву послать — и вся недолга. А уж тебе, человеку, облеченному всякими полномочиями, это и вообще… проще простого. А, Андрюш? — просительным голосом произнесла я, чувствуя по затянувшемуся молчанию Андрея, что моя просьба не вызвала у него ни малейшего энтузиазма.

— Тань, ты хорошо подумала, прежде чем обратиться ко мне с такой просьбой, а?

— Ну, Андрюш, к кому же мне еще обратиться, как не к лучшему во всех правоохранительных органах сыщику, — решила я хоть как-то подлизаться к нему.

— И главное, просто так — пошли запрос в Москву! — возмущенно говорил Мельников, оставив без внимания мою хвалебную речь.

— Ну, Андрюшечка…

— А как я тебе, скажи на милость, этот запрос обосную, а? Или ты думаешь, там все только и ждут, когда придет запрос из Тарасова, чтобы ринуться в Третьяковскую галерею выяснять, когда и где проводились экспертизы? А?! Тебе известно, что у людей и своих дел хватает, чтоб еще им нашими заниматься? Как я им буду объяснять? И сколько ждать потом придется, тебе известно?