Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Надир объявил себя шахом, а Кавказ отдал под власть своего брата Ибрагим-хана, в Азербайджане и Джаре вспыхнуло новое восстание. И отец Фирузы снова вернулся туда, где был нужен больше всего. На помощь восставшим пришли люди из многих дагестанских аулов, и некоторое время им сопутствовал успех. Затем все как будто успокоилось, и Джар начал восставать из руин. Снова приехал Муса-Гаджи, помог построить новый дом и подарил Фирузе, которая уже годилась в невесты, то самое колечко. Условившись с Мухаммадом-Гази, когда присылать сватов, Муса-Гаджи уехал. И больше Фируза его не видела.
Когда Ибрагим-хан решил окончательно искоренить всякое неповиновение в своем наместничестве, на Джар накатилась новая беда. Отец Фирузы встал на защиту рубежей Джара, а семью отправил в Дагестан. Но, мучимая дурными предчувствиями, мать не утерпела и вернулась, а следом отправилась и Фируза. Она почти догнала мать неподалеку от их горящего села. Тут их и окружили каджары.
Мать Фирузы, яростно защищавшую дочь, они убили. А Фирузу, успевшую своим маленьким кинжалом сразить одного и ранить другого врага, схватили и связали. Пока сарбазы спорили, кому достанется девушка, появился их сотник – юзбаши и отобрал девушку, слишком красивую для простых вояк. В их руках осталось лишь серебряное кольцо Фирузы, грубо сорванное с ее руки.
Когда всех пленных собрали в лагере каджаров, Фирузу приметил уже тысячник, который решил подарить ее Ибрагим-хану Как ни сопротивлялась горянка, ее притащили в шатер наместника и бросили к его ногам.
Ибрагим-хан был зол на упорных джарцев и поначалу хотел было надругаться над пленницей, затем выжечь на ней свое клеймо и отправить обратно, чтобы унизить своих заклятых врагов. Но затем рассудил, что и без того причинил джарцам тяжкий урон и обесчещенных девушек оставил там немало. А эта была так хороша, что ее стоило присовокупить к письму, которое он отправит Надир-шаху, брату своему, сообщая о первой победе над мятежниками.
Приграничные джарцы еще продолжали биться в полной уверенности, что семьи их в безопасности. А в Персию уже потянулись караваны невольников, и вдоль дорог стояли пирамиды из отрубленных голов.
И таяли вдали родные горы, застилаемые дымом пожарищ.
Невольниц было много. Их, разделив по возрасту, везли на арбах, укрыв от посторонних глаз занавесками. Вооруженная до зубов охрана следила за тем, чтобы к ним никто не приближался и чтобы невольницы не сбежали.
Фируза оказалась среди дюжины самых красивых девушек. Одни ее спутницы плакали, уткнувшись в колени, другие молились, третьи, окаменев от страха, только горестно вздыхали. Фируза тоже поначалу плакала, потом исступленно просила всевышнего послать ей смерть или кинжал, чтобы покончить с собой.
Старый возница сладострастно поглядывал на пленниц, завистливо вздыхал и цокал языком, обещая им райскую жизнь в гареме падишаха.
В городах караван останавливался на площадях, где живую добычу уже поджидали купцы и перекупщики. Хозяева каравана привычно принимались за дело, назначая цену и яростно торгуясь за каждую невольницу.
Для начала предлагались совсем маленькие девочки, которым не было и десяти лет. Опытные купцы умели разглядеть в них будущую красоту, но предпочитали все ощупать собственными руками. Осматривали девочек, как скот, проверяли зубы, мяли в руках косы, определяли цвет глаз и нежность кожи, заставляли сделать несколько шагов, вслушивались в их голос… Купцы старались не прогадать.
Тех, кто не был продан за хорошую цену, скупали по дешевке владельцы особых заведений, где маленьких невольниц учили разным профессиям, потребным в гаремах. Из таких рабынь делали певиц, музыкантш, прислужниц в банях – хамамах или просто горничных. Если будущие одалиски не превращались со временем в красавиц, их продавали в соответствии с их умениями, и это все равно многократно превышало расходы хозяев на покупку и обучение невольниц.
За невольниц постарше купцы торговались особенно упорно. Хозяева невольниц предпочитали поручать такие сделки ловким посредникам. Те выводили девушек на возвышение посреди рынка и выкрикивали цену, а затем принимались восхвалять прелести невольниц в самых соблазнительных выражениях. В ход шли сравнения с луной и солнцем, дыхание их объявлялось сладостно-благоуханным, глаза затмевали сияние звезд, безукоризненный стан спорил с кипарисами. Заканчивали посредники чудом из чудес и пределами блистающей красоты.
Торговля шла бойко, цены росли, пока не оставалось соперничающих покупателей. Тому, кто давал самую большую цену, посредник говорил:
– Получай свою красавицу! Да будет она для тебя удачей.
Писцы тут же составляли купчую, которую подписывали совершившие сделку и два свидетеля. Затем новый хозяин вдевал в ухо рыдающей невольницы серьгу с жемчужиной и своим клеймом и уводил ее с рынка.
И несчастные девушки, еще недавно певшие звонкие песни в родных домах и мечтавшие о красавцах-джигитах, становились собственностью алчных купцов, думавших лишь о том, как перепродать их еще дороже.
Эти душераздирающие сцены повторялись почти каждый день, и каждый раз сердце Фирузы сжималось от страха, что вот-вот настанет и ее черед.
К ней уже не раз приценивались, предлагали хорошие деньги, но грамота Ибрагим-хана ее защищала. Тогда купцы предлагали за нее столько, что Фирузе не раз казалось: золото вот-вот окажется сильнее грамоты наместника.
Не желая отступать, купцы о чем-то шептались, спорили, пробовали сговориться с разбойниками, чтобы те напали на караван и отбили невольницу, которая пришлась им по вкусу. Но стража была сильна, и никто не решился нарушить волю Ибрагим-хана.
Караван двигался в глубь Персии, постепенно уменьшаясь, пока не осталась одна арба, в которой везли Фирузу и еще одну девушку из Шемахи. Гюльнара – так звали шемахинку – все время молчала и только однажды вечером, когда арба поднималась на крутой перевал, вдруг разговорилась. Она поведала, как ночные разбойники, промышлявшие этим ремеслом, украли ее прямо из дома, убив отца и мать. Гюльнару пытались украсть и раньше, но тогда ее спасли братья. В этот раз они были среди восставших, и ее некому было защитить, кроме старых родителей.
Фируза хотела тоже раскрыть ей душу, рассказав о своих несчастьях, но вдруг услышала:
– Прощай, сестра!
Гюльнара сделала то, что давно задумала. Дождавшись, когда арба сравняется с краем пропасти, она распахнула полог навеса и бросилась вниз.
Стража пыталась ей помешать, но было уже поздно. Несчастная исчезла в непроглядной бездне. Осознав, что произошло, Фируза решила последовать ее примеру, но ее тут же схватили и крепко привязали к арбе, а место Гюльнары занял перепуганный стражник с обнаженной саблей.
– Только попробуй, – пригрозил он девушке.