Она осталась в одиночестве и со вздохом закрыла глаза. Что за изнурительный вечер! Голова у Саманты начала кружиться...

Тот факт, что Кэл сделал ей предложение, красноречиво свидетельствовал, что его влечение довольно сильно. Но форма, в которую он облек его, делала невозможным положительный ответ. Когда его первый пыл поутихнет, Кэл возненавидит ее. Даже если он в достаточной степени джентльмен, чтобы не показывать этого, она сразу догадается. Лучше всего уйти сейчас, порвать отношения разом.

Но до чего ей не хотелось уходить и покидать его! В смятении Саманта долго ворочалась с боку на бок и только на рассвете наконец забылась беспокойным сном.

Было почти девять, когда Саманта открыла глаза навстречу ясному, солнечному дню.

Выбравшись из кровати она накинула пеньюар и прошла через галерею в свою комнату. Приняла душ, переоделась в сиреневый шелковый костюм, обулась в нарядные босоножки, а волосы свернула узлом на макушке. Синяк удалось скрыть тщательным макияжем. Потом она упаковала и закрыла чемодан и спустилась в гостиную.

Комната была пуста, но на буфете стоял горячий завтрак, а также полный кофейник. Она быстро позвонила в аэропорт и заказала билет на дневной рейс до Нью-Йорка. Покончив с главным, она со вздохом облегчения положила себе запеченных томатов и пару сосисок, но, взявшись за вилку, почувствовала, что аппетит ее покинул.

Саманта отставила тарелку и налила себе кофе. Она допивала вторую чашку, когда дверь распахнулась и вошел Хан. Виляя пушистым хвостом, пес подбежал, чтобы приласкаться. Она погладила его и заметила, что ошейника на нем больше нет.

– Ты сегодня не при исполнении? – спросила она усмехнувшись. Ощутив потребность немного пройтись перед тем, как встретиться с Кэлом, Саманта встала и вышла на улицу. Вместе с трусившим рядом Ханом она пересекла пешеходный мост и вошла в первый сад, а пес направился дальше по своим делам.

День выдался на редкость душный и жаркий, но на горизонте сгущались тяжелые облака. Видимо, приближалась гроза. Саманта миновала летний домик и пруд с лилиями и едва села на каменную скамью, как услышала неторопливые шаги и увидела приближающегося Кэла, быстрым взглядом отметив, что он сегодня красив, как демон, и опасен, как надвигающаяся гроза.

– Доброе утро. – Она постаралась выговорить это как можно беспечнее.

Кэл подошел и сел рядом.

– Я тебя искал. Я знаю, почему было составлено второе завещание, почему существовал «заговор молчания» и почему имя твоего деда стерто с фамильного древа.

– Но откуда?

– Я расспросил обо всем Мэри Мейтклифф. К счастью, голова у нее в полном порядке. Сначала она не хотела говорить, но когда поняла, что мне уже многое известно, то все рассказала.

Мой прадед, Джон Джошуа Лорримор, в 1906 году женился на Абигайль Айрис. Прошло десять лет, но Абигайль так и не смогла забеременеть. Об усыновлении не могло быть и речи, поскольку, как я уже говорил тебе, при нашей системе наследования только кровное родство принимается в расчет.

В то время горничной Абигайль стала Мэри Мейтклифф, которой едва исполнилось шестнадцать. Вскоре было объявлено, что Абигайль ждет ребенка. Она постоянно плохо себя чувствовала и редко покидала свои апартаменты. Только муж, горничная и семейный доктор могли видеть ее в это время.

Когда ребенок вот-вот должен был появиться на свет, доктор поместил пациентку в частную клинику. Через две недели она возвратилась домой с Генри Джеймсом Робертом. Только муж, преданная горничная и надежный доктор знали, что Генри – не Лорримор. Он был внебрачным ребенком шестнадцатилетней дочери леди X и семнадцатилетнего сына лорда Y.

На следующий год по иронии судьбы Абигайль действительно забеременела, и в марте 1919 года родился Альберт Вильям Якоб. Настоящий Лорримор. Но было слишком поздно. Сделанного уже нельзя было исправить, и секрет приходилось хранить дальше.

Мальчики подрастали. Альберт был любимым сыном, и Джон и Абигайль страдали, что лишили законного сына положенного ему наследства.

Когда началась война, Генри пошел служить в Королевские военно-воздушные силы, а Альберт, который перенес в детстве ревматическую лихорадку, был признан негодным для службы. Когда пришло известие, что Генри «пропал без вести, предположительно погиб», Джон и Абигайль увидели в этом перст судьбы и, не теряя времени, написали новое завещание. Хотя доказать это невозможно, я подозреваю, что семейный адвокат, друг дома, был в курсе всех дел. Я полагаю, это он посоветовал им составить завещание таким образом, что оно исключало всякое двойное толкование на тот случай, если Генри вдруг вернется. Видимо, в то же время имя Генри и было стерто из манускрипта. Генеалогическое древо отражало родословную Лорриморов, а Генри не принадлежал к Лорриморам по крови, и его имя находилось там не по праву. Джон и Абигайль словно пытались ликвидировать все последствия сделанного и уничтожить сам факт существования Генри. Боюсь, что все это выставляет моих родственников в не слишком выгодном свете, но вина лежит скорее на Джоне и Абигайль, чем на Альберте.

– Мне кажется, теперь все это уже не имеет значения, – медленно произнесла Саманта. – Я просто рада наконец узнать правду.

– По-твоему, эта правда стоила всех твоих трудов?

Она покраснела, но сказала спокойно:

– Ты имеешь в виду ложь и уловки? Я сожалею об этом. Мне в самом деле очень нравится Ричи, но теперь он возненавидит меня, когда поймет, как я его использовала.

– Знаем об этом только мы двое, и если ты сама не захочешь ему рассказать, он ни о чем не догадается.

Вспышка молнии озарила угрюмое небо, а удар грома не дал ему закончить фразу. Через мгновенье на землю упали тяжелые капли.

– Бежим!

Держась за руки, они бросились бежать, но не успели преодолеть и нескольких метров, как небеса разверзлись.

– Сюда! – Кэл потащил ее к летнему домику и толчком распахнул дверь. Они оглядели друг друга в полумраке заставленного рухлядью помещения. Саманта увидела, как блеснули его зубы, и он весело рассмеялся: – Ну, чем мы не парочка!

Волосы у него были мокрые, рубашка прилипла к телу, капельки воды сбегали по щекам, дрожали на длинных ресницах. Состояние Саманты было куда более жалкое. Костюм, который она выбирала с такой тщательностью, напоминал мокрую тряпку, новенькие босоножки погибли безвозвратно, тушь черными струйками текла по лицу, пряди волос выбились из прически и свисали крысиными хвостами.

– Жаль твой костюм. В нем ты точно не сможешь ехать, – беспечным тоном заметил Кэл.

– Ты знал, что я уезжаю?

– Я знаю, что ты собрала и приготовила чемодан. – Он взглянул на залитые водой окна и с сомнением покачал головой. – Теперь, когда мы оказались в этой ловушке, ты вряд ли сможешь уехать сегодня.

– Еще как смогу, – твердо возразила она. Но тут, как бы опровергая ее, ярко сверкнула молния, и оглушительный удар грома заставил ее сморщиться, а на крышу обрушился поток воды невиданной мощи. – Если это сейчас не кончится, придется вернуться в замок....