– Попал, Мускат! – Дэн с силой хлопает его по спине. – Женись на путане. Это в стиле русского интеллигента!

Меня интересуют другие вопросы:

– И ты что, в свой Реутов ее отвез? – спрашиваю. – На тачке?

– Ну, а куда еще? У меня в Москве, кроме вас, особых знакомых нет. Тем более – с подходящей хатой.

– У меня тоже, – говорю.

А Дэн издевается:

– Ой, какие бедные, сиротки!.. – Но видно, и он не слишком друзьями облеплен.

Еще с полчаса прошлондались в районе площади, тусанули на каком-то подобии бульвара, где не обнаружили почему-то ни одной скамейки. Пытались снова подкатить к нескольким девушкам, но все тщетно. Никто не соглашался, овцы шарахались от нас, как от заразных. Даже паспорт Дэна с постоянной московской регистрацией не действовал.

Когда в ноль часов бары закрылись, решили вернуться в гостиницу. Тем более и на ногах уже мы держались нетвердо.

– Да-а, – ворчал Борис, – куражну-ули. Полгода мечтал о таком веселье.

– Что ж, теперь будем знать…

– Давай хоть курнем напоследок. А? – Борис потряс бутылкой из-под колы.

– Чтобы башню сорвало?

– Пускай срывает – хоть будет что вспомнить…

Я, хмыкнув, добавил:

– …в коматозе.

– Настоящий россиянин всегда должен быть в коме! – воскликнул Борис, пытаясь вернуть себе бодрость и ощущение тотального куража; даже стихами заговорил:

Последний пятак на прилавок!

Гуляй, не кручинься, душа!

Не мало проиграно ставок,

А жизнь в кураже хороша!

Борис продолжал вымученно веселиться, Дэн же заскучал, одну за другой курил сигареты, равнодушно поглядывал на городок, не пожелавший принять нас для проведения праздника. Мне просто хотелось добраться скорей до кровати; этот день вымотал круче работы, гашиш и питье с перерывами сожгли всю энергию. Теперь сил осталось, только чтоб рухнуть и спать.

– Вот мы и дома, – выставив на стол недопитую бутылку водки, безнадежно вздохнул Дэн.

– Драл я такой дом во все щели, – Борис со стоном развалился на кровати. – Даже телика нет. Горничная – старая уродка. В «Измайлово» знаете какие горничные?.. Эх, ну и жизненка мне досталась…

– Вставай, Мускат, залейся.

Через силу выпили по пятьдесят граммов. Водка уже не лезла, опускалась в желудок холодным камнем, не принося ни радости, ни отруба.

Разговаривать тоже не хотелось. О чем?..

Я стал кое-как застилать свое лежбище. Борис валялся поверх покрывала, смотрел в потолок, постукивая себя по лбу пустой кока– кольной поллитровкой.

– Ну что, – глухо произнес Дэн, – если с телками не получилось, придется идти другим путем.

– Каким? – заинтересовался Борис.

– Да каким… Хрона придется оприходовать. Извини, Хрон, другого выхода нет.

– Кстати, это идея! – Борис приподнялся, подмигнул мне. – Ты человек женатый, вряд ли болеешь. Так что давай подготовь постель и раздевайся. Поиграем в Рембо и Верлена. Устроим полное затмение!

Они, ясно, стебаются, и я поддерживаю:

– Без контрацепции я не согласен. Ты, Мускат, лазишь хрен знает где.

– Насчет этого не беспокойся. – Дэн вынимает из кармана цветастый пакетик. – Презервативы резиновые, розовые, ароматизированные.

– Как будем его? – деловито спрашивает Борис словами из анекдота. – Устно или задним числом?

– Дурак, что ли, устно! Видел его зубы? Гниль одна, еще член исцарапаешь, да и зараза. Давай в кишку.

Борис встает с кровати, снимает куртку.

– Е-ех-х! Хронитура, скидай манатки! – Потягивается. – Сейчас будет Содом и Гоморра.

– Пидоры гнойные, – говорю; что-то мне стало не до шуток.

– Пидоры не те – кто, а те – кого…

Мускат и Синь приближаются, рожи решительные. Синь уже вскрыл один презик, показывает мне розовенький кружочек, сладко приговаривает:

– Тю-тю-тю, мой цыпленок, моя овечка…

И тут я пугаюсь по-настоящему. Не встречался ведь с ними несколько месяцев, черт знает, что произошло за это время. Может, действительно педами стали. Это не мудрено сейчас.

– Ладно, кончайте, – прошу, – я спать хочу.

– Когда мы кончим – зависит от твоей работы.

– Надо выпить, – вижу на столе бутылку. – Для вдохновения.

Проскакиваю мимо уродов, хватаю бутылку.

– Ну, наливай, – как-то двусмысленно говорит Борис, снова подкрадываясь ко мне.

– Слушайте, не подходите, свиньи! По дыне дам. – Держу батл, словно дубинку. – Эта игра меня не прикалывает.

– А нас прикалывает. Давай, Хрон, не артачься. Только время тянешь…

Они оба выше меня, здоровее. Завалят спокойно. А что делать?.. Неужели опидарасились? Да ничего удивительного…

– Поставь пузырь и ляг на кровать, – гипнотизерским тоном бормочет Дэн. – Все будет как по маслу. Мы тебя не обидим…

Нет, нет, не поддамся! Что это вообще за дела?! Сейчас они сами лягут, уроды!

Хлопаю бутылкой о край стола. Она взрывается, как граната, брызгая стеклом и водкой. В моей руке остается лишь горлышко.

– Назад! – рычу. – Назад, подонки!

И делаю выпад, метя Дэну в живот. Дэн отскакивает, рожа у него стала серьезной.

– Э, хорош, мы пошутили…

Но теперь у меня одно желание – всадить розочку в кого-нибудь из них. Уже предчувствую, как будет рваться их одежонка, захрустит кожа, как острые лезвия войдут в мясо. Такой азарт появился…

Гоняюсь за ними по маленькой комнате. Дэн с Борисом скачут через кровати, вокруг стола, бросают в меня стульями, постельным бельем… Приторно и сладковато пахнет свежей, не выдохшейся водкой. Скоро запахнет и теплой кровью.

– Ну ладно, слышь, завязывай! – кричит Дэн, перескакивая с одной кровати на другую; вот-вот он споткнется, упадет и получит в шею пару прицельных ударов. Тогда я, может быть, завяжу.

Борис заперся в туалете. Хитрит, сволочь. Ну, ничего, разберусь с Синью, настанет и его черед.

– Дошутились, падлы, – запыхавшись, но, не отступая, говорю. – Конец вам.

– Я тебя поил, свинота, кормил… – Голос у Дэна испуганный и обиженный.

В дверь начинают стучать. Потом откровенно колотят. Женский голос из-за нее:

– Откройте! Откройте сейчас же! Что там происходит!..

Я не обращаю внимания. Эта горничная тоже схлопочет между лопаток, если не уберется.

– Своим ключом открывайте! – кричит ей Дэн. – У нас тут приятелю плохо! Припадок!