Он пытался справиться с собой, обмануть себя, объяснить, что на самом деле его возмущает бестолковость заказчика. Кто лучше специалиста знает, какие краны ставить на подводящие холодную и горячую воду трубы? Он, Андрей Волков, отвечает за то, что итальянские краны – дрянь для наших труб. А испанские – то, что надо. Они выдержат наше давление. Однажды, пытаясь объяснить хозяину, он наблюдал за ним и видел, как наливаются кровью глаза, багровеет шея. Он ждал, что тот закричит, и не ошибся.

– Хочу Италию! Понял? Твое дело – исполнять мои желания. А если поставишь испанские – они за твой счет! И моральный ущерб нащелкаю.

Себя не обманешь, Андрею не нравилось обслуживать. Да почему он должен пахать на кого-то, кто сумел построить себе такой дом? А он, что, как говорила бабушка, дурнее паровоза?

Но окончательно столкнула его с избранного пути одна дама. Из подмосковного Жилева. Немолодая, некрасивая, но хваткая. Она работала в Москве, но деньги делала на ранних огурцах. Дом у нее небольшой – сколько раз благодарил Андрей местный рынок за цены на огурцы – не такие, как возле Красной площади, иначе хозяйка выстроила бы дом вдвое больше. Тогда бы ему век воли не видать, а не только собственных денег.

Хозяйка поила его чаем на не полностью отделанной кухне, щебетала – для ее фигуры у нее оказался удивительно нежный голос. Она сказала, что ей некогда заниматься водопроводом и канализацией, поэтому дает ему генеральную доверенность.

– Вот эту, – подтолкнула она ему лист бумаги. – Вы знаете лучше меня, что ставить, куда ставить. Я вам лучше чайку подолью.

Андрей заливался соловьем про самые лучшие в мире краны, про вентили и прочие красоты, которые появятся у нее в доме. Чай привлекал интересным ароматом, его хотелось вдыхать в себя, пить, а чем больше вдыхал и пил, тем приятнее становилось в голове.

Андрей летал на своей «шестерке» по рынкам, торговался с оптовиками, покупал детали, трубы, оплетки, шланги. Он делал так, как делал бы себе.

Наступил день сдачи. Хозяйка приехала с мужчиной. Он оказался юристом. Протянув ему генеральную доверенность, он, улыбаясь, сказал:

– Это ваша подпись?

– Моя, – согласился Андрей.

– Вы читали то, что подписали? – бубнил он. – Стало быть, согласны с тем, что написано в пункте восемь.

Андрей свел брови, да не знает он, что написано в пункте восемь.

– Который гласит, – продолжал мужчина, – что оборудование должно быть использовано только российское. В случае использования иностранного, вы оплачиваете его, а также моральный ущерб, причиненный хозяйке.

– Как это? – Андрей смотрел на хозяйку. – Вы сами говорили, что на мой вкус. Вы соглашались, когда я привозил оборудование…

– Да, конечно, – улыбалась она. – Оно мне нравилось. И сейчас тоже очень нравится. – Она деланно вздохнула: – Так и быть, я перетерплю, не стану переделывать. Но заплатите за него вы, как тут написано…

Он вспомнил чайный вечер у хозяйки, полные руки на чайнике, аромат чая… И похолодел.

Подписал он тогда ту доверенность, не читая. Холодея, он вспомнил, как большая черная собака тянула нос к пирогу, который привлекал ароматом не меньше, чем его. А хозяйка говорила:

– Я дала бы ему кусочек. Но нельзя.

– Почему? Потому что он горячий?

– Нет. Тогда собака будет считать себя моей хозяйкой.

Он смеялся.

Был суд. Адвокат заказчицы оказался человеком расторопным. Андрей вернул разницу между ценой российского оборудования и иностранного, а также заплатил проценты. Было ловко доказано, что хозяйке они полагаются за нецелевое использование ее денег, которые спокойно лежали бы в банке. Получилось, что Андрей Волков сам все купил, сам сделал и сам оплатил.

У него теперь не было ни денег, ни возможности их заработать. Он долго сидел дома взаперти, потом наконец решил уехать в деревню, где от деда остался дом. Как-нибудь перезимует, а там видно будет. Дом этот стоял у черта на рогах, в северном углу Тверской губернии, в Сетявине.

Он удивился, когда приехал, – старый дом оказался в приличном состоянии. В сарае, правда, он нашел ларь, доски которого поели термиты. Он разломал его, понимая, что такие друзья могут сожрать и сам дом тоже.

– Бежали бы вы отсюда, – морщился он, вытряхивая муравьев из источенных досок. – Как я вовремя приехал, еще немного - и вы бы, друзья, все тут скушали.

Доски он решил сжечь и запалил большой костер.

На дымок потянулись соседи. Сначала мужики стояли на перекрестке, пытаясь разглядеть, кто это орудует в огороде у Волковых.

Ага, сейчас видите, а когда в бане всю зиму кто-то жил, то ли солдат беглый, то ли из тюрьмы сбежавший? Не видели? Он узнал эту новость вчера, соседка призналась. Он и сам все понял, стоило войти в предбанник. Андрей поморщился.

– Что будешь делать, Иваныч? – самым смелым оказался сосед с тыла.

– Жить, дедуль, сквозь годы мчась.

– А я думал, продавать приехал. – Он захихикал.

– А ты бы купил? – поддержал его смех Андрей. – Давай говори, может, сойдемся.

– Я бы купил, да не все, – осторожно начал торговлю сосед.

– А что бы ты купил? – Андрей с интересом смотрел на мужика.

– Эх, парень, это не купишь. Не продается.

– А может, продам, – настаивал он. – Все продается. – Он подбросил в костер проеденные доски.

– То, чего твой дед умел делать. От него тут кое-чего осталось, если бы его умением овладеть. Я бы миллионщиком нынче стал.

– Миллионщиком? – повторил Андрей. – Рублевым или в зеленых?

– Да рублевым-то я уже был. – Мужичок поморщился и развел руки, как делают рыбаки, хвастаясь, какой длины рыбу поймали.

Андрей засмеялся.

– Я тоже был, – кивнул он. – Ну а зеленым как бы ты стал миллионщиком?

– Может, я зайду? – Мужик кивнул на забор.

– Да, конечно, заходи.

Тот ловко отодвинул три штакетины с одной стороны забора, который еще держался прямо, и встал перед Андреем.

– Ловко, – похвалил он. – Ну, так покажи, что у нас тут…

Мужик прошел в сарай, Андрей за ним. Шел и удивлялся: если есть там нечто, что могло заинтересовать соседа, почему оно там до сих пор? Сто раз можно было унести. Но видимо, у деревенских людей сохранился принцип «Не укради».

– Вот. – Мужик указал на что-то похожее на огромный верстак. Андрей усмехнулся. Наверное, с наивностью человек рождается, с ней и умирает, это он про себя. Не мог мужик стащить, потому что верстак вкопан в землю. Его дед, устраивая такое, о чем-то думал?

– Оно, – подтвердил мужик.

– А что это? Что бы ты с этим делал?