Взглянув на часы и чертыхнувшись тихонько, он торопливо вырулил в какой-то переулок, пытаясь объехать очередной дорожный затор, между делом проговорив Тане деловито:

– Ты его не особо балуй да опекай, он парень вполне самостоятельный. Ну, шустроват, конечно, не в меру, но ничего, терпимо. Ест все подряд, что не приколочено. В общем, хороший парень…

– Он твой сын?

– Ну да, сын, конечно… А почему ты спрашиваешь?

– Да так…

– Да, он мой сын. Приемный. Еще вопросы есть?

– Нет… Вопросов больше нет, – быстро произнесла Таня, почуяв некоторое раздражение в его голосе. Хотя и были у нее к нему вопросы конечно же. Очень хотелось, например, знать, куда подевалась мать мальчика. Тоже, что ль, в командировку срочную подалась, оставив ребенка на отчима? А что? Раз он приемный, значит, Павел Беляев ему – отчим? Хотя при чем тут детдом? Он же про детдом что-то говорил, когда с ребенком разговаривал! Или… Или он никакой и не отчим ему вовсе? А кто тогда? Усыновитель? А жена Павла Беляева, выходит, ему усыновительница? Очень все это Тане было любопытно, конечно. Но что делать – в чужую душу лезть вот так, за здорово живешь, она не умела, хоть и выросла в окружении деревенского простодушия, смешного и наивного, в котором секретов да недомолвок не признавалось в принципе, а любопытство не за порок почиталось, как в той поговорке сказано, и уж не за свинство, извините, а вовсе даже наоборот – за уважительный к персоне интерес. Она, живя в городе, давно уже это правило усвоила – любопытство свое здесь подальше прятать надо. А может, городской дух обманной тактичности в нее уже так въелся, что начал диктовать свои правила поведения… В общем, вопросов она Павлу больше задавать не стала. Захочет – сам скажет. А не захочет – так и не надо.

Пасынком Павла Беляева Гришей оказалось худющее долговязое создание с яркими рыжими вихрами и конопушками, с васильковыми хитрыми глазюками на пол-лица. Тане сразу улыбнуться захотелось, на него глядя. Хороший какой мальчишка, будто солнышком поцелованный. Юркнув на заднее сиденье, он тут же проговорил деловито:

– Так вы и есть та самая тетенька, которой меня папа подбросил?

– Да, я та самая и есть… – рассмеялась Таня, обернувшись к нему.

– Тогда давайте знакомиться. Меня Григорием зовут, а вас как?

– А меня – Татьяной.

– А по отчеству как?

– Да ну, зачем по отчеству…

– А как тогда? Что, можно просто тетей Таней называть?

– Ну да, валяй тетей Таней… А чего церемониться-то? Я церемоний всяких не люблю, Гриш…

– Ага! И я тоже не люблю! – улыбнулся довольно мальчишка, сверкнув на нее истошной синевой глаз.

– Ну вот и познакомились… – проговорил Павел, выруливая со двора на большую дорогу. – Сейчас вас до дома доброшу и в аэропорт рвану… А ты, Гришук, тетю Таню слушайся! И бабушку ее тоже!

– А что, еще и бабушка будет? – деловито осведомился Гриша.

– … И не выступай там без надобности, – продолжал свои наставления Павел, – а то знаю я твои потребности в приколах ежечасных… А я звонить тебе буду часто. И тете Тане тоже. Учти, если ты плохо себя будешь вести, она мне тут же нажалуется!

– Ладно, пап, не волнуйся. Буду вести себя занудно и правильно. Обещаю даже фейс каждый день мыть, шмотки за собой не разбрасывать и по утрам причесываться, – и, обращаясь уже к Тане, спросил, нахмурив брови рыжим домиком: – А комната у меня своя будет, или как?

– Или как, Гриша, – улыбнулась Таня и развела виновато руками. – Комната у меня всего одна, так что придется жить тебе в тесноте, да не в обиде…

– Ой, да ладно! – легко согласился Гриша – Я же просто так спросил… Я вообще-то долго к своей комнате привыкал, поначалу даже страшновато ночами было. А компьютер у вас есть, тетя Таня?

– Ой, нет… Нету у меня компьютера, Гриша…

– И хорошо, что нет! Я догадался с собой ноутбук взять! Правда, я молодец, пап?

– Молодец, молодец… – рассеянно подтвердил Павел, сворачивая в очередной переулок, чтобы объехать намечающуюся пробку. – Только много за ним не сиди. Вредно, говорят. Черт, не опоздать бы…

До Таниного дома доехали на удивление быстро. Павел повернулся к Тане, улыбнулся ей еще раз благодарно, тихо проговорил:

– Нет, точно мне тебя сегодня Бог послал…

– Ну да! – засмеялась она легко. – Не послал, а под колеса кинул. А ты на меня еще и ругался!

– Да дурак был! – махнул он рукой весело и тут же скомандовал: – Так, все, друзья, выметайтесь отсюда быстрее! Опаздываю я! Завтра позвоню, узнаю, как вы тут. Гришка, не подводи отца, понял?

– Да понял, понял… – пробурчал себе под нос мальчишка. – Ехай давай в свой Берлин…

Бабка Пелагея, открыв дверь, только руками всплеснула, глядя на юного гостя:

– Ой, это откудова такой рыжий, Танюха? Ты где его взяла?

– Да это Гриша, бабушка. Павла Беляева сын. Помнишь, который от Ады приходил? Ну, доверенное лицо…

– А! Ну как же, как же… Что ж, Гриша так Гриша. А я бабушка Пелагея, стало быть…

– Ой, а это у вас так вкусно пахнет, что ли? – потянул призывно носом мальчишка, сглотнув слюну. – Мне еще на лестнице как по носу вдарило…

– А то! У нас, конечно! – гордо подбоченилась бабка. – Давай раздевайся скоренько да руки мой, пироги есть будем. А бандуру свою вон на тумбочку положи, чего ты с ей обнимаешься, как с девкой…

– Это не бандура. Это ноутбук! – обиженно хлопнул рыжими ресницами Гриша.

– Хто?

– Ой, да я потом вам его покажу, ладно? Давайте сначала ваших пирогов поедим, а потом я все свое вам покажу!

– Ага. Давай. Танюха, а ты чего стоишь, скуксилась вся? Заболела, что ль? Раздевайся, пошли ужинать!

Таня и впрямь стояла у стеночки, припав к ней затылком и закрыв глаза – голова вдруг закружилась так сильно, что она боялась пошевелиться. Кое-как стянув шубу, она доплелась до своего дивана, рухнула головой в подушку, проговорила вяло:

– Бабуль, вы там с Гришей ужинайте без меня… Я потом… Я полежу немного и приду…

– Да что с тобой такое?

– Не знаю, плохо мне что-то. Тошнит, голова кружится. Давление низкое, наверное. Спать хочу… Я посплю минут пять… Ты иди, бабушка, иди, покорми Гришу…

Она тут же провалилась в глубокую мутную дрему, не успев даже испугаться толком – чего это вдруг на нее такая благородная болезнь напала. Отродясь с ней такого не бывало, ни давлений, ни головокружений… Может, не по-весеннему холодный месяц март на нее так подействовал? Иль магнитные бури разбушевались? А что? Многие пациенты в больнице жаловались сегодня на головную боль…

Проснулась она поздно – часы уже одиннадцать показывали. Над диваном горел слабенький фонарик-ночник, ни бабки, ни рыжего ее гостя в комнате не было. Из-под закрытой двери пробивалась яркая полоска света – на кухне сидят, значит, чтоб ее не тревожить. Легко подскочив, она встала, тихонько прокралась к кухонной двери, открыла…