– Рассказывайте вы. Меня интересует все. Особенно то, чего я не знаю и что от меня тщательно скрывают. Вы – мой верный друг и соратник по партии. Вы, дорогой доктор, понимаете, о чем я говорю. Накануне моего юбилея я хочу услышать из уст гауляйтера Берлина только правду, какая бы она ни была!

Министр пропаганды попытался было встать для доклада, но Гитлер надавил на его плечо и заставил вновь опуститься в кресло, продолжая оставаться за спиной Геббельса.

Доктор молчал, считая неудобным разглашать некоторые только ему известные факты в столь широком кругу, но Гитлер сильно сжал плечо министра пропаганды, и Геббельс начал:

– Мой фюрер! Господа! – он обвел взглядом присутствующих. – Все вы, как и наш вождь, как и я, без остатка посвятили свою жизнь достижению одной великой цели – созданию великой Германии и служению ее народу. Я не буду распространяться о том неимоверном напряжении наших стойких солдат в борьбе с большевистской чумой…

– Увольте, – словно про себя, но довольно громко проронил Гиммлер, который тоже находился среди присутствующих. – Я только хотел сказать, мой фюрер, – глава эсэсовцев слегка приподнялся и поклонился Гитлеру, – что у нас достаточно дел в своих министерствах, и мы достаточно хорошо информированы о положении дел, чтобы лишний раз отрываться и выслушивать пропагандистские речи, которые я с успехом могу прочесть в вашем «Рейхе».

Гитлер, соглашаясь, кивнул и все так же из-за спины попросил Геббельса:

– Пожалуйста, гауляйтер, излагайте по существу.

Геббельс покорно вздохнул и открыл свою папку, с которой никогда не расставался:

– Недавно в мои руки попало вот это письмо рядового солдата. Я не читаю чужих писем… – кто-то невольно прыснул от смеха. Геббельс поднял голову, осмотрел присутствующих и продолжил более напористо:

– В отличие от некоторых, я не читаю чужих писем! Этот солдат погиб на Восточном фронте, он писал родителям, но они тоже погибли при очередной бомбежке, и это письмо, оставшись без адресата, попало ко мне в министерство, – он развернул перепачканный окопной грязью листок:

– «Дорогие мама и папа! Сегодня мы принимали присягу, а завтра – в бой. Может быть – первый и последний для многих. Ребята подобрались веселые, и на присяге многие вместо слов: „Я готов умереть за фюрера и величие Третьего рейха“ – читали: „Я бы хотел умереть так, чтобы смерть моя обратилась против Гитлера, умереть за истинную Германию!“ И вы знаете, я уверен, что офицеры это слышали, но промолчали. Мне кажется, что они думают точно так же…»

В наступившей гробовой тишине Геббельс начал медленно складывать письмо, невозмутимо продолжая:

– Люди – по крайней мере гражданские и военные низших чинов – перестали употреблять при встречах и прощаниях приветствие «хайль Гитлер!» и выбрасывать вперед руку. Среди берлинцев стало считаться дурным тоном употреблять слово «фюрер». Только «Гитлер». Самые посещаемые сейчас места – церкви. Самые процветающие люди – цветочники. Их магазины ломятся от покупателей. К заупокойным службам люди несут цветы… – На ухо министру пропаганды что-то капнуло, и тот живо поднял голову. Фюрер молча плакал. Губы его дрожали.

– Мой фюрер… – растерянно начал Геббельс, но губы Гитлера дрожали не от обиды и горя, а от гнева и ненависти.

– Свиньи! – рявкнул он, и его пальцы еще больнее впились в плечо гауляйтера. – Если исторические памятники Берлина почти полностью уничтожены, то военные заводы столицы почти не пострадали. Мы даже втрое увеличили производство! У нас почти двадцать миллионов прекрасно вооруженных солдат. Наши новые танки и самолеты намного превосходят аналогичные виды оружия врага! В нашем арсенале, наконец, есть невиданное доселе «оружие возмездия»! – Гитлер наконец выпустил плечо министра пропаганды и в волнении зашагал по кабинету бункера. – На величие рейха трудятся пятьсот миллионов европейских рабочих, в рядах специальных дивизий «Викинг», «Нордланд», «Шарлемань» против большевиков сражаются русские, украинцы, французы, норвежцы, итальянцы, шведы, испанцы, датчане и даже англичане!!! А наши солдаты со смешками изменяют присяге?! – Гитлер истерично кричал, беспорядочно размахивая руками. – Под Германией вся Европа и половина России, каждый день из одной только Украины идут десятки составов с продовольствием, партия бесплатно раздает горячие обеды и зерно на столичном вокзале, чтобы немецкий народ не чувствовал себя брошенным! А эти… эти… эти… – фюрер не находил слов от бешенства:

Видно, мало засунуть этим негодяям и лицемерам по жирному куску мяса в рот! Ну, что ж! Есть много способов заткнуть им пасть!

– Да, мой фюрер! – вскочил со своего места шеф СС. – И очень эффективных!

Гиммлер посчитал, что настало время своей поддержкой сбить волну агрессии, готовой вот-вот перехлестнуть через край, но Гитлер жестом остановил его солдафонский порыв:

– Я не имел в виду ваши методы! Я говорю о поднятии духа нации!

Все воззрились на доктора Геббельса.

– Мое министерство трудится не покладая рук… – начал он оправдательную речь, но фюрер перебил и его:

– Фройляйн Лени Рифеншталь! – бросил Гитлер и победоносно глянул на присутствующих. – Ее искусство, ее талант и гений, ее умение повести народ за собой, дать ему новую веру в свое предназначение и величие, сплотить и вдохновить людей – вот что нам крайне необходимо сейчас!

Собравшиеся растерянно помалкивали, размышляя над словами вождя, а Гитлер, не дожидаясь ответной реакции, продолжал не менее страстно:

– Господин Денниц, вам известно, что в Норвегии над картиной именно такого характера сейчас трудится съемочная группа великой Лени Рифеншталь?

– Да, мой фюрер, – неуверенно кивнул гросс-адмирал, не понимая, куда клонит главный нацист.

– Тогда вам также должно быть известно, что в данный момент съемки остановлены из-за нехватки электроснабжения?

– Да, мой фюрер, – на сей раз уверенно кивнул Денниц. – Местные бандиты временно вывели из строя электростанцию. Я прикажу выделить лучших специалистов для скорейшего ремонта.

– Нет! – Гитлер сделал категоричный жест рукой. – Она не может ждать! Пока будет идти ремонт, вы проложите временную линию от своей морской базы.

– Но, мой фюрер, там есть только одна база, – растерялся гросс-адмирал, – секретная база подводных лодок!

– Именно о ней я и говорю!

– Но это означает одно, мой фюрер! – в голосе Денница зазвучали нотки горечи. – Рассекретить стратегически важный объект! Эта база создавалась три года! В обстановке полнейшей секретности доставлялось необходимое оборудование, производились строительные работы! Эта база держит в страхе все британские и американские караваны, каждый день наши субмарины пускают ко дну не одно вражеское судно, ослабляя обороноспособность и большевиков в том числе! Мой фюрер, потерять такой объект – это катастрофа! – предостерегающе закончил Денниц.

– Кто еще так считает? – обратился к собравшимся Гитлер, однако продолжая пристально глядеть только на Денница.