– Жаль, нельзя и обратные взять, – сокрушалась подруга.

– Почему нельзя?

– Потому что назад с нами будет лететь Монтик! А билеты выдают по паспорту! А его паспорт у него, а не у меня! – Ирка нервничала и оттого сердилась.

Вопрос с билетами решился быстро, но макароны все же успели развариться в кашу и снова достались обжоре Томке.

Полковник Лапокосов в далеком Нью-Йорке весь извелся от нетерпения. Беспокойство столь многим людям причинял один и тот же человек.

– Максимов Сергей Петрович, 1969 года рождения?

– Он. – Полковник нервно сглотнул – в горле пересохло.

На шее Лапокосова краснел след, оставленный чугунной удавкой. С компрессом на шее и холодным пузырем на голове полковник провел несколько часов, ожидая, пока посольские наведут справки по своим каналам.

Чистюля улыбнулся Лапокосову одними губами. Полковник и сам доставил посольским немало хлопот. Доверенная ему газонокосилка – вещь не особенно дорогая, но нужная в хозяйстве – требовала ремонта. Трава на лужайке перед посольством была не столько скошена, сколько вытоптана и подстрижена в панковском стиле ирокез. Отдельные проплешины наверняка придется вновь засевать травой. А чего стоила история с решеткой ограды!

Витая чугунная решетка, вообще-то не являющаяся произведением искусства, была предметом гордости посольских, потому что самим фактом своего существования тонко намекала на некую моральную победу, одержанную советскими людьми над заокеанскими капиталистами в далекие послереволюционные годы. Тогда американцы предлагали Российскому правительству обменять великолепную решетку Летнего сада на сто паровозов. Наши на выгодную сделку не согласились, сберегли народное достояние, и незатейливая чугунная вязь американской решетки перед посольством об этом ненавязчиво напоминала: не все, мол, продается!

Впрочем, о решетке заботились, на ее покраску и позолоту отдельных фрагментов в бюджете посольства отводилась особая строка, металлическое кружево регулярно чистили, и еще недавно, в доперестроечные времена, сам посол собственноручно мыл ее щеточкой с порошочком на традиционном апрельском субботнике. И вот теперь по вине Лапокосова один из вензелей был распилен, и не было никакой возможности заставить полковника оплатить из собственного кармана счета слесаря и доктора!

– Сергей Петрович Максимов вылетел в Россию час назад. Оснований задерживать его у нас не было, – сообщил Чистюля.

Лапокосов в сердцах высказался попросту, по-русски. Чопорный Чистюля поджал губы.

– Я полагаю, вы захотите последовать за ним?

Вместо ответа полковник молча кивнул. Посольский улыбнулся более искренне.

– Можно заказать билет на ближайший рейс. В аэропорт вас отвезут. Всего доброго.

– Спасибо, – сухо сказал полковник, мысленно поминая агента Шило нехорошими словами.

– Не за что, – отозвался Чистюля, мысленно поминая нехорошими словами полковника.

Слава богу, этот тип уберется туда, откуда явился. Наконец-то лужайку подстрижет настоящий садовник!

Агент Шило сидел у иллюминатора – смотреть в него надоело, но медленное перемещение облачных пластов соответствовало вялому течению мыслей Сержа.

Впереди была Москва, позади Нью-Йорк. Как он туда попал? Почему? Зачем? Целый список вопросов, на которые у Сержа не было вразумительных ответов. Зато у него была дискета, почему-то представлявшаяся ему чрезвычайно важной. А почему?

«Дома разберемся», – сказал он себе, еще немного поглазел в иллюминатор и уснул.

Разбудило его негромкое попискивание.

– Тише, мыши, кот на крыше, – сонно пробормотал Серж и окончательно проснулся: какие мыши в самолете? Летучие?

Подумав, что неплохо было бы умыться, Серж решил сходить в туалет, неторопливо пошел по проходу между рядами кресел и снова услышал мышиный писк. Он остановился и посмотрел вниз: средних лет дама, сухопарая, чопорная, деловая, раскрыв на коленях лаптоп-компьютер, умело правила текст на экране. Увидев компьютер, Серж тут же вспомнил про свою дискету: почему бы не узнать, что за информация помещена на ней?

Сначала он все же прошел в туалет, умылся, причесался. Потом, мимоходом обаяв бортпроводницу, узнал, кто эта женщина с компьютером, – она оказалась московской журналисткой, директором известного информационного агентства. Охмурением пожилых дам Серж до сих пор не занимался, но справился без особого труда. Милостивое разрешение воспользоваться чудом электронной техники было получено, лаптоп перенесен к месту у иллюминатора, дискета вставлена в дисковод, файл открыт. Повернув экран таким образом, чтобы его не могли увидеть соседи, Серж внимательно прочитал первую страницу документа, закусил губу, подумал и остановил просмотр. Хватит, меньше знаешь – дольше живешь. Во всяком случае, теперь ему было ясно, что к чему. Так или иначе свое задание он почти выполнил, оставалась самая малость – вручить дискету полковнику Лапокосову. Или его доверенному лицу, поправил себя Серж, вспомнив, при каких обстоятельствах он видел полковника последний раз.

И что же делать, если сам полковник в отличие от Сержа остался в Нью-Йорке? Не вламываться же в кабину пилотов с требованием развернуть самолет? Максимов задумался.

Самолет слегка тряхнуло. Бело-голубую безмятежность в иллюминаторе сменила тревожная серая муть. Появилась улыбающаяся бортпроводница, попросила пассажиров некоторое время не покидать свои места. Принявший решение Серж подождал, пока она выйдет из салона, а потом поднялся, спеша отдать журналистке ее лаптоп и, главное, добраться до телефона.

Бортпроводница, увидев Сержа, испуганно округлила глаза и попыталась заставить его вернуться на место, но он энергично воспротивился.

– Только один звонок. – Балансируя с растопыренными руками, Серж пробрался к телефону. – Это очень важно.

Он был краток: поднявшему трубку назвал имя полковника Лапокосова и сказал, когда и где его, Сержа, встретить.

– Вернитесь, пожалуйста, на место, – настойчиво попросила бортпроводница. Она заученно улыбалась, но было ясно, что хлопот ей хватает и без него: открыть бутылку шампанского в условиях авиаперелета при плохой погоде сможет не каждый.

– Уже возвращаюсь. – Серж, сдаваясь, поднял руки, и в этот момент самолет сильно тряхнуло.

Не удержавшись на ногах, Серж полетел на пол. Пострадало и шампанское: пробка выстрелила, вино вскипело пеной, потекло по стеклу, и тяжелая бутылка выскользнула из девичьих рук. Мокрое донышко и макушка Сержа со стуком встретились.

– Боже мой! Простите!

Бортпроводница потрясла Сержа, приводя его в чувство.

– Как вы? Очень больно?

– Ват? – открыв глаза, непонимающе откликнулся Монте Уокер.

В сопровождении бортпроводницы он вернулся на свое место. Зрелая дама в очках с компьютером на коленях приветливо улыбнулась ему, но Монте посмотрел на нее с недоумением: знать, мол, вас не знаю! Последнее, что он помнил, и помнил твердо – это фотографическое изображение Марио Ла Гадо на стене бара в Нью-Йорке и табличка с датами его рождения и смерти. Враг был мертв, это утешало.