Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Охваченная недоумением и смутным страхом, она побежала к нему. Когда она была уже совсем близко, он спросил, даже не здороваясь:
— Мы должны расстаться?
Он задыхался.
— Нет, — ответила она. — Почему? Что с тобой?
— Но если мы не расстаемся… Тогда пора!
— О чем ты говоришь?
— Я не хочу с тобой расставаться, — сказал он. — Только… — Он оборвал себя и спросил в упор: — Ты от меня не уйдешь?
Она смело встретила его взгляд.
— Что случилось? — настойчиво спросила она.
— Даже на время?..
— На какое время?
— Может быть, на годы.
— Расстаться? Ни за что!
— А ты подумала, чем это грозит?
— Я с тобой не расстанусь. — Она взяла его за руку. — Даже под страхом смерти я не отпущу тебя.
— Даже под страхом смерти, — повторил он и крепко сжал ее пальцы.
Он огляделся вокруг, словно боялся, что маленькие преследователи уже рядом.
— Может быть, это и смерть, — услыхала она. И попросила:
— Скажи мне все.
— Они пытались не пустить меня к тебе.
— Как?
— Вышел я сегодня из лаборатории, — ты ведь знаешь, я делаю Пищу богов, а запасы ее хранятся у Коссаров. Смотрю — стоит полицейский, такой человечек весь в синем и в чистых белых перчатках. Он приказал мне остановиться. «Здесь хода нет!» — говорит. Что ж, нет так нет, я обошел лабораторию кругом и хотел идти другой дорогой, а там — еще полицейский: «Здесь хода нет!» А потом добавляет: «Все дороги закрыты!»
— И что же дальше?
— Я было заспорил. «Эти дороги общие для всех», — говорю.
«Именно, — отвечает, — а вы их портите». «Ладно, — говорю, — я пойду полем».
Тут из-за всех изгородей повыскакивали еще полицейские, а главный заявляет:
«Хода нет, это частные владения».
«Провались они, ваши общие и частные владения! — говорю. — Я иду к моей принцессе».
Наклонился, осторожно взял его — ох, как он кричал и брыкался! — отставил в сторону и пошел дальше. Мигом все поле ожило, повсюду забегали эти людишки. Один скакал на лошади рядом со мной и на скаку читал что-то по бумажке, кричал изо всех силенок. Дочитал, пригнул голову и поскакал назад. Я так ничего и не разобрал. И вдруг слышу — позади залп из ружей.
— Из ружей?!
— Да, они стреляли по мне, как стреляют по крысам. Пули так и свистели, одна попала мне в ногу.
— И что же ты?
— Как видишь, пришел к тебе, а они где-то там бегут, кричат и стреляют… И теперь…
— Что теперь?
— Это только начало. Они непременно хотят нас разлучить. Они и сейчас гонятся за мной.
— Мы не расстанемся.
— Не расстанемся. Но тогда ты должна пойти со мной к нашим Братьям.
— Где это?
— Пойдем на восток. Они за мной гонятся вон оттуда, а мы пойдем в другую сторону. По той аллее. Я пойду первым, и если они устроили засаду…
Он шагнул вперед, но она схватила его за руку.
— Нет! — воскликнула она. — Я обниму тебя, и мы пойдем рядом. Ведь я из королевской семьи, может быть, я для них священна. Я обниму тебя — может быть, тогда они не посмеют стрелять. Господи, если бы мы могли обняться и улететь!..
Она стиснула руку Редвуда, обняла его за плечи и прижалась к нему.
— Может быть, тогда они не убьют тебя, — повторяла она, и в порыве страстной неясности он обнял ее и поцеловал в щеку. Мгновенье он не отпускал ее.
— Даже если это смерть, — прошептала принцесса.
Она обвила руками его шею и подняла к нему лицо.
— Поцелуй меня еще раз, любимый.
Он притянул ее к себе. Они молча поцеловались и еще минуту не могли оторваться друг от друга. Потом рука об руку двинулись в путь, и она старалась идти как можно ближе к нему; быть может, они доберутся до убежища, устроенного сыновьями Коссара, прежде чем их настигнет погоня…
Когда они быстрым шагом пересекали обширную часть парка, расположенную позади дворца, из-за деревьев галопом вылетел отряд всадников, тщетно пытавшихся поспеть за ними. А потом впереди показались дома, оттуда выбегали люди с винтовками. Редвуд хотел идти прямо на них и, если надо, прорваться силой, но она заставила его свернуть к югу.
Они поспешили прочь, и тут над самыми их головами просвистела пуля.
3. Молодой Кэддлс в Лондоне
Молодой Кэддлс даже не подозревал обо всех этих событиях, о новых законах, грозивших братству гигантов, да и о том, что где-то у него есть Братья, — и как раз в эти дни он решил покинуть известковый карьер и повидать свет. К этому его привели долгие невеселые раздумья. В Чизинг Айбрайте не было ответа на его вопросы; новый священник умом не блистал, он оказался еще ограниченнее прежнего, а Кэддлсу осточертело думать и гадать, почему его обрекли на такой бессмысленный труд.
«Почему я должен день за днем ломать известняк? — недоумевал он. — Почему я не могу ходить, куда хочу? На свете столько чудес, а мне к ним и подойти нельзя.
