– Пох! Ик, ик… Нах! Ик, ик…

Гвоздик мячиком подпрыгивал на табуретке.

Но его все равно отправили.

– А помнишь, как мы тогда самого Гарика Речпортовского с охраной на перекрестке отфигачили? – вспомнил Берц.

Ниндзя почесал в затылке. Там была шишка.

– Болит… Рукояткой она мне заехала, что ли?

– Во шмону тогда наделали! – Берц мечтательно закатывал глаза. – Во времена были!.. «Волки» весь город за яйца держали!.. Помнишь?

Он запрокинул голову (почти как тогда, когда Цифра приложила его из травмата), запрокинул и завыл по-волчьи: – У-у-у!..

Лопух тоже завыл. Оба бухие, ясно. Согласно традиции, Ниндзя тоже должен был присоединить свой голос, слиться, так сказать, в общем хоре… В общем вое. Ниндзя тоже был бухой. Но сливаться у него не было настроения.

– Гарика фигачили Хан с Мильонщиком. Тебя там не было, – вспомнил Ниндзя. – И меня тоже не было. Я тогда только-только к Шкету прибился…

Берц захлопнул пасть.

– Шкета завалили. И Крысу, и Бомбу, и Хана, и Мильонщика. Жалко пацанов, – вздохнул он.

И тут же снова завел пластинку:

– А какие в «Кружке» посиделки были, помнишь? Ка-а-йф!

– Да пошел ты! – не выдержал, заорал Ниндзя. – Хебарь колхозный! Насильник фуев! Сейчас она этого Ящика своего приведет! И будет тебе кайф! Завалят нас, как Шкета!

– Думаешь, завалят? – Берц задумался. Потрогал свою повязку.

– По-моему, она нормально так ушла… Без обид. Даже водки маханула. Хорошо так маханула… Думаешь, нажалуется?

Ниндзя только махнул рукой. Он ни в чем не был уверен.

– Вы такую хню упороли, пацаны, такую хню! Я просто офигеваю! Просто в башке не укладывается!

– Мы ж не знали, что Цифра теперь крутая, – оправдывался Лопух. – Со стволом ходит…

– С травматом, – уточнил Берц.

– Ну и что, что травмат? Вблизи он как боевой работает. Попала бы в глаз – и окривел бы…

Лопух покосился на его кое-как перетянутую бинтом голову (бинтовал Гвоздик), на выглядывающие из-под повязки моргающие пьяные глазки. И жизнерадостно заржал.

– Чего? – окрысился Берц.

– А я уже! Подумал тогда! Ты труп!.. – Лопуху было трудно говорить, он ржал и никак не мог остановиться. – Дыц!.. И постелился!.. Дыц!.. Прикольно так!

– Ты тоже постелился, – сказал Ниндзя.

Лопух перестал ржать.

– Вот сука, – расстроился он.

– Как молотком врезала, блить, – сказал Берц, теребя свою повязку.

– Хорошо, там шарик резиновый, – сказал Ниндзя. – Была бы «Оса», она помощнее – черепушка и лопнула! Там в пуле стальной сердечник…

– Не, не лопнет, – покачал головой Берц. – Это же тебе не «ТТ».

– Да легко, – сказал Ниндзя.

– Да не сри мне в мозги.

– Скажу ей, она принесет чего-нибудь помощнее…

У Берца задергалось лицо.

– А я ей скажу, она отсосет, – процедил он.

– Ага. Уже… Ты час валялся без памяти. Еще хочешь?

Берц вскочил на ноги.

– Ты ее привел, козел!!! В мой дом! Чтоб она, в моем доме стволом размахивала! Передо мной, хозяином!!!

Он хотел сунуть Ниндзе в лицо ботинком, но Ниндзя не зря когда-то занимался тэквондо, он легко ушел от удара и подсечкой уложил Берца мордой в пол. Тот немного успокоился, но тут снова закровоточила рана во лбу, пришлось накладывать еще одну повязку. Лопух не вмешивался, опрокинул втихаря под это дело стакан браги.

– В следующий раз надо будет все по-умному сделать… – рычал Берц, бегая туда-сюда по кухне. – Не понтоваться зря… Сунуть по морде… и сразу кинуть на спину… Она меня еще запомнит, сука!

– Да успокойся, дурак! – орал Ниндзя. – У нее отчим контуженый и сама она контуженая! Там все стремно как-то! Во, она еще про Сызрань что-то говорила!..

Берц остановился.

– Про Сызрань? Какая еще к хрену Сызрань?

Ниндзя попытался вспомнить, но у него ничего не получилось, и он просто психанул.

– Откуда я знаю! Гастроли какие-то, ёханый бабай! Говорю тебе, лучше не связываться!

– Да ты просто зассал, парень, – сказал Берц.

– Кто?! Я?!!

– Ну! Точняк!

Тут едва не случилась новая драка, но очень вовремя подоспел Гвоздик со жрачкой и бутылем «Хлебной». Закусывать, закусывать надо, господа! После стакана под увесистый бутерброд из свежего хлеба и селедки страсти понемногу улеглись… Остаток вечера прошел в ностальгических воспоминаниях о золотых временах, когда «Волки» были в самой силе, когда прохожие чуть ли не сами опрастывали карманы с зарплатой, пиво лилось рекой… а Цифра была обычной девчонкой с красивой грудью. Такой же недоступной, как и сейчас.

Литвинов как в воду глядел. Среди десятка задержанных байкеров и автомобилистов, наиболее активно участвующих в перекрытии Южной трассы, оказался Федор Горбунов, выступающий на интернет-форуме под ником Borodach. Это был широкоплечий низкорослый мужчина двадцати пяти лет с лысиной до макушки и большой окладистой бородой, как бы компенсирующей недостаток волос на голове. Вид у него был угрюмый и настороженный, причем, не потому, что его привели к начальнику уголовного розыска, – он был таким по жизни.

– Гля, вначале сказали – административка, а теперь что? – прогудел он, переступив порог кабинета. – Уголовку шить будете?

Противный тип. Но Лис встретил его приветливо: с улыбкой вышел из-за стола, пожал руку, усадил за приставной столик и сам сел напротив, подчеркивая не официальный, а товарищеский характер беседы.

– Да что ты, Федор! Я узнал, что тебя какие-то враги чуть не сожгли на заправке, вот и решил наказать гадов…

Borodach недоверчиво хмыкнул.

– С чего такая старательность? Ребят калечат, байки отбирают, а до вас не достучишься! Вон, семью постреляли под Степной – кого вы наказали? Нас и наказываете, хотя мы хотели убийц найти…

– Всех виновных накажем, – заверил Лис. – Ты правильно сказал: раз они тебя живьем сжечь хотели, то от них всего что угодно ждать можно! Расскажи, как дело было?

– Да как, обыкновенно, – Федор стал рассматривать свои толстые пальцы. – Дело в мае было, как раз после праздников. Подъезжаю вечерком к заправке по дороге на Новые Шахты, ставлю байк у колонки, вставляю «пистолет» в бак, иду платить… Заплатил, возвращаюсь, только начал заправлять, как меня по затылку – трах! Не знаю чем – доской или битой, только я сразу с копыт свалился, даже сознание на минуту потерял!

Толстые пальцы сжались в огромный кулак.