И правда, замок сам по себе внушал адептам немалое почтение. В иные коридоры народ предпочитал не соваться, особенно по пятницам тринадцатого числа: все прогулы, пришедшиеся на эту дату, обыкновенно объясняли нешуточным риском для жизни, связанным с хождением по коридорам. В некоторых закоулках нежданно-негаданно проявлялось пятое измерение, с маху выбрасывавшее адепта в Большой Мир. Говорили, что однажды измерение попыталось выбросить магистра, — на свою беду, незадачливая сущность наткнулась на Эльвиру Ламмерлэйк. После того случая в это крыло Академии водили адептов на ознакомительные экскурсии — где еще увидишь пятое измерение, завязанное тройным морским узлом?

Иные, впрочем, утверждали, что никакое это было не измерение, а самая что ни на есть обыкновенная элементаль, ляпнувшая чего не надо про Эльвирин праздничный макияж. Им верили больше, ибо за подобные вещи алхимички вставали насмерть.

Но в школе были не только коридоры. Еще там были кабинеты (иные из них, вроде Эгмонтовой лаборатории, окутывала завеса тайны), комнаты (ну здесь и без тайн было о чем поговорить). Была столовая — ходили слухи, что именно туда Шэнди Дэнн отправляет постэкспериментальный материал.

И еще была библиотека.

За истекшие два с половиной месяца учебы библиотека сделалась мне очень хорошо знакома. Стала для меня, прямо скажем, родной — ничуть не меньше, чем, например, комната или столовая. Да и появлялась я здесь куда чаще, нежели в столовой.

Задавали нам все больше и больше. Магистры как будто сговорились: едва мы успевали прийти в себя от ужаса, вызванного грядущим докладом по алхимии, как, скажем, Шэнди Дэнн ласково улыбалась и сообщала, что нас ждет весьма интересная работа по некромантии. Да-да, начнем мы ее вот сейчас, прямо на этом занятии, а продолжать станете дома, точнее, в библиотеке. А вы как хотели, господа адепты? (В этом месте ласковость куда-то исчезала, уступая место жестким стальным ноткам.) Страна не нуждается в магах-недоучках, не знающих, с какого слова начать некрообряд!

К концу пазимника мы накрепко усвоили, что также страна не нуждается в:

— псевдобоевых колдунах, не умеющих ставить заклинаний защиты;

— деревенских знахарках, пусть даже и с академическим дипломом, но даже не подозревающих, чем аир болотный отличается от финиковой пальмы (мгымбр чешуелапый от василиска нелетучего, аура от магического поля, декокт подорожника от его же настойки и — для особо злостных прогульщиков — Эгмонт Рихтер от Эльвиры Ламмерлэйк);

— прочих антисоциальных элементах, не ведающих дороги в библиотеку.

Учитывая, что иные магистры, навроде директора, повторяли это на каждой лекции, не говоря уже о практических занятиях, а иные, сказав один раз, к этой теме более не возвращались, а лучше бы вернулись, ибо такое безразличие к будущему Лыкоморья малость пугало, — в общем, приведенные выше фразы запомнили все и до конца.

Хельги ходил угрюмый и злой. Злиться в ответ было не слишком-то разумно: у него проходил период самоопределения (это заумное слово обронила одна эльфийка с телепатического — на вампире она делала домашнее задание, правда, без его на то ведома и согласия). Периодически вампир приставал ко мне с вопросом: а нуждается ли вообще в нем эта капризная страна? Щадя мужскую гордость, я всякий раз отвечала положительно. С другой стороны, не особенно я и врала, ибо магистров Хельги различал отлично. И в принципе не только их.

Народ стенал. Никто не осмеливался стенать вслух при учителях (на занятиях у магистра Буковца на всякий случай старались и не думать) — на все возмущенные вопли ответ был только один. Вы сами этого хотели. Сами шли сюда, сдавали экзамены… слушайте, адепт, а может быть, вы занимаете чужое место? Может быть, где-то там есть безумно талантливый молодой маг, который не может учиться в Академии, потому что его место заняли вы? Если так, то мы мигом исправим сию оплошность…

Все знали, что никаких оплошностей быть просто не могло. Какие там оплошности — когда речь заходит о приеме на первый курс, им попросту не остается места. Из всех, кто подаст заявку, будут приняты только настоящие чародеи. Те, у кого действительно есть магический талант.

Но об этом магистрам предпочитали не напоминать.

Я, честно говоря, всех этих недовольных воплей совершенно не понимала. Помимо домашнего задания, общего для всей группы, мне приходилось выполнять еще и то, которое давал мне Эгмонт, — причем ни в том, ни в другом не удавалось схалявить. Мало того, злопамятный Рихтер не забыл поговорить о моей успеваемости с Фенгиаруленгеддиром. Сама я при этом историческом разговоре, понятно, не присутствовала, но не заметить пристального внимания, которым меня окружил добросовестный гном, было попросту невозможно. К концу второй недели я чуть не выла: новый темп отличался от прежнего примерно так же, как галоп отличается от рыси.

Ничего. Привыкла. Просто теперь свободных вечеров у меня практически не имелось, а над книгами я просиживала до самой темноты. Гном-библиотекарь сперва ругался, утверждая, что на меня свечей не напасешься, потом замолчал и повадился приносить на мой стол хитрый магический светильник, сделанный где-то в Королевстве-Под-Горами.

Во всем этом был один-единственный положительный момент. С этим самым библиотечным гномом у нас установились совершенно идиллические отношения: похвастать таковыми едва ли могла половина наших магистров. Адептов же гном вообще на дух не выносил — среди приписываемых им отрицательных свойств он упоминал неаккуратность, расхлябанность, привычку задерживать взятое и — о боги! — попытки портить библиотечные книги.

Я же к книгам относилась с изрядным пиететом: еще бы, читать я научилась очень поздно и с большим трудом, зато по собственному желанию. На книги моих денег никогда не хватало, так что таковые (книги, а не деньги; впрочем, деньги тоже, но в несколько меньшей степени) оставались заветной, но невыполнимой мечтой. Здесь же их было так много, что даже глаза разбегались. Представить себе, как можно на книге (КНИГЕ!!!) что-нибудь написать, нарисовать или подчеркнуть — о, на это не хватало даже моего изощренного воображения. Поняв это, гном (кстати, звали его Гамиль Зирак) преисполнился ко мне нешуточными родственными чувствами.

Библиотечные гномы — так поведал мне Зирак — это отдельный клан, маленький, но очень гордый. Это, кстати, было понятно и без объяснений — гномьи кланы все были гордыми, других в природе просто не водилось. Каждый старший сын в этом роду сменял отца на библиотечном поприще в Главной Межинградской Библиотеке. Сын же, шедший под следующим номером, становился библиотекарем в Академии Магических Искусств. Такая вот преемственность имела кучу приятных сторон: например, вся библиотечная магия, тайная и неясная, больше подходившая под определение «чары», не выходила за пределы одного-единственного клана. Да и запомнить расположение книг на полках гораздо легче, если ты бегаешь по этой библиотеке едва ли не с малолетства.

Сейчас, к слову сказать, здесь тоже имелся маленький гноменок — метр с кепкой, и то в прыжке, зато донельзя суровый и деловой. Пока что ничего серьезного ему не доверяли, но он даже пыль стирал с таким видом, будто прикасается к Главной Гномской Святыне Клана. Хотя кто его знает — может, для этого клана Главной Святыней были именно здешние книги?