«СТРАННЫЙ ЧЕЛОВЕК»

Лермонтов вкладывает в уста своего персонажа, Владимира, собственные откровения относительно мучивших его противоречий его же натуры. Владимир знает эгоничтожество людей — и все-таки не может покинуть их общество: «когда я один, то мне кажется, что никто меня не любит, никто не заботится обо мне, — и это так тяжело!». Владимир и его друг Белинский (неизвестно, имел ли Лермонтов в виду В. Белинского) — противники крепостного права. Мужик жалуется молодым людям на жестокости помещицы и на другие крестьянские невзгоды. Владимир приходит в гнев: «О, мое отечество! мое отечество!», Белинский же оказывает мужикам помощь.

Образ Натальи Федоровны списан с Натальи Федоровны Ивановой, в браке Обресковой (1813–1875), которая родилась в семье московского литератора и драматурга Ф.Ф. Иванова, по матери принадлежала роду князя А.Д. Меншикова.

Когда Наталье исполнилось 17 лет, на ее пути возник 17-летний Лермонтов, который немедленно воспылал к девушке неземной любовью и, разумеется, сразу же начал осыпать предмет своей любви стихами. В частности, написал драму «Странный человек», героиня которой открыто названа Натальей Федоровной. После драмы появился большой, так называемый «Ивановский», цикл из 40 стихотворений («Я не унижусь пред тобою», «Время сердцу быть в покое», «Когда одни воспоминанья» и др.) 1830–1832 гг. Вначале отношения между Натальей и Михаилом складывались достаточно мило, девушка выказывала свою приязнь, чем поощрила поэтическое вдохновение, но очень скоро Лермонтов заметил, что их отношения стали охладевать. Быть может, девушка просто плохо чувствовала стихи или испугалась напора юного поэта. В результате они расстались. Причем Лермонтов затаил обиду, называя Наталью «бесчувственным, холодным божеством». Историки утверждают, что именно эта рана сформировала характер Михаила Юрьевича. В частности, с тех пор он искал смерти и начал проявлять пренебрежение и высокомерность в отношении слабого пола.

«КНЯГИНЯ ЛИТОВСКАЯ»

Прототипом Елизаветы Николаевны Негуровой послужила Екатерина Александровна Сушкова (в замужестве Хвостова). Родилась Сушкова 18 марта 1812 г. в Симбирске. С младенчества ее разлучили с родителями, и до трех лет она воспитывалась в доме деда, Василия Михайловича Сушкова (1747–1819), бывшего симбирского губернатора. Тому были весомые причины. Так получилось, что отец Екатерины, по воспоминаниям саратовского губернатора А.М. Фадеева, «был страшный игрок и вообще бесшабашного характера. Всю жизнь свою он проводил в скандалах, буйствах и азартной игре. Когда ему в картах везло, он делал себе ванны из шампанского и выкидывал деньги горстями из окна на улицу, а когда не шло — он ставил на карту не только последнюю копейку, но до последнего носового платка своей жены. Нередко его привозили домой всего в крови, после какого-нибудь скандала или дуэли. Понятно, что жизнь молодой женщины при таких условиях была невыносима и содействовала развитию аневризма, который доконал ее».

С трех до шести лет Катя проживала с родителями в Пензе, а потом в Москве. Как уже можно понять, семейная жизнь родителей, Александра Васильевича Сушкова и Анастасии Павловны (1789–1828), урожденной княжны Долгоруковой, не сложилась. В 1820 г. они разъехались.

Решив, что больная жена не в состоянии воспитывать детей, отец силой забрал их себе и отдал Екатерину и ее младшую сестру Елизавету (1815–1883) на воспитание своей сестре. Таким образом, до своего замужества Екатерина проживала с теткой. Когда пришло время, ее стали вывозить в свет. Многие считали Екатерину суетной и по-светски пустой девушкой, возможно, это мнение составилось вследствие того, что ее тетка Беклешова очень любила свет и держала свой дом открытым, часто задавая обеды и балы. Сама Екатерина признавалась, «что не по влечению ведет такую суетную жизнь, а из угождения тетке. Мне необходимо бывать много в свете для того, чтобы сделать блестящую партию».

Однажды, будучи в гостях у баронессы Хюгель (урожд. Верещагиной), Екатерина познакомилась с Лермонтовым. В своих «Записках» Сушкова вспоминала: «У Сашеньки встречала я в это время… неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой. Он учился в университетском пансионе, но ученые его занятия не мешали ему быть почти каждый вечер нашим кавалером на гулянье и на вечерах».

Восемнадцатилетняя красавица, должно быть, сразу же влюбила в себя юного поэта. Вот как описывает Екатерину В.П. Желиховская: «Стройный стан, красивая, выразительная физиономия, черные глаза, сводившие многих с ума, великолепные, как смоль волосы, в буквальном смысле доходившие до пят, бойкость, находчивость и природная острота ума».

Их вторая встреча произошла в 1834 г. в Петербурге. Лермонтов стал офицером лейб-гвардии Гусарского полка, Сушкова собиралась выйти замуж за друга Лермонтова Алексея Лопухина, об этом Верещегина заранее предупредила поэта, которая не желала такой жены Алексею и надеялась, что Михаил Юрьевич снова увлечется Екатериной и та расторгнет ради него помолвку. Лермонтов же был взбешен изменой и не собирался ни возвращать себе любовь красавицы, ни вообще иметь с ней дело. Вот характеристика, которую он дал Екатерине в письме к Марии Лопухиной: «Эта женщина — летучая мышь, крылья которой цепляются за все, что они встречают! — было время, когда она мне нравилась, теперь она почти принуждает меня ухаживать за нею… но, я не знаю, есть что-то такое в ее манерах, в ее голосе, что-то жесткое, неровное, сломанное, что отталкивает…».

Тем не менее Лермонтов внял просьбе и начал волочиться за Сушковой. Та поддалась на его уговоры и расторгла помолвку с Лопухиным, после чего поэт посчитал дело сделанным и хладнокровно бросил Екатерину. «Теперь я не пишу романов — я их делаю, — писал он Верещагиной (весной 1835 г.) — Итак вы видите, что я хорошо отомстил за слезы, которые кокетство mile S. заставило меня пролить 5 лет назад; о! Но мы все-таки еще не рассчитались: она заставила страдать сердце ребенка, а я только помучил самолюбие старой кокетки».

«Но я безрассудная была в чаду, в угаре от его [Лермонтова] рукопожатий, нежных слов и страстных взглядов… как было не вскружиться моей бедной голове!» — вспоминала об этом этапе своей жизни Сушкова.

Эта интрига нашла отражение в незаконченной повести «Княгиня Лиговская», где Сушкова стала прототипом Елизаветы Николаевны Негуровой.