Здрасьте, пожалуйста. Даже я успела накопать их целую кучу, а Костя говорит, что нет. Поистине он беспечный человек. На сцене играет и драмы, и трагедии, а в жизни вовсе не замечает проблем. Хотя, может, это и хорошо? Видеть все в розовом цвете?!

— Ты ошибаешься, Костя, — огорошила его я. — В клинике, например, у Александра Михайловича все враги.

— Шутишь? — изумился он.

— Ни капельки.

— Стало быть, убийцу надо искать там, — вынес он решение.

— Необязательно, — усомнилась я.

— А я уверен. У тебя есть какие-нибудь задумки?

— Есть, — ответила я.

— Поделишься?

— Я буду ловить тех двоих на живца.

— Как?

При этом вопросе я помрачнела. Как? Действительно, я ведь еще не говорила на эту тему с Решетниковым, а уже строю далекоидущие замыслы. Он может и не согласиться. Движимый страхом или еще чем-то. Тогда как я буду ловить обладателей салатного «жигуленка»? На себя? Я им не нужна. Меня они хотели прикончить постольку-поскольку.

— Что с тобой? — Жемчужный взял меня за руку.

— Знаешь, Костя, если бы Чиф с дружком охотились за мной, я заманила бы их в ловушку без проблем. А тут вся загвоздка в Решетникове.

— Какая загвоздка?

— Он может отказаться исполнять роль приманки. И будет прав. Дело опасное. Но тогда все полетит в тартарары.

— Как ты сказала? — насторожился Костя.

— Что я сказала?

— Подожди, подожди, — он отпустил мою руку, вскочил с дивана и заходил по гостиной из угла в угол.

— Тебе нездоровится? — участливо спросила я.

— Это гениальная мысль! — воскликнул он и хлопнул себя по лбу. Глаза его светились азартом и счастьем.

— Какая идея? — я тоже встала.

— Наживкой буду я, — гордо изрек Костя.

— Ты? — удивилась я. — А ты-то им зачем?

— Не поняла?

— Нет, — честно призналась я.

— Держи, — как и при нашей первой встрече он сделал едва заметный жест, и в его руке появился прямоугольный листочек.

— Что это?

— Возьми и прочитай.

Я взяла в руки картонный прямоугольник. Это была своеобразная визитка. На ней было написано Костиным почерком: «Константин Эдуардович Жемчужный. Самый разноплановый актер в мире». В нем была неистребимая склонность к мальчишеским выходкам.

— И что? — продолжала допытываться я, хотя уже догадывалась, к чему он клонит.

— Ты ведь сама сказала, что Сашка может не согласиться исполнить роль приманки. Правильно. Ему это и не надо. Он — хирург, а актер — я. Исполнять роли моя прерогатива.

В этой идее, бесспорно, что-то было. Я заинтересовалась не на шутку.

— Ты хочешь изображать Решетникова?

— Ну конечно, — обрадовался он. — Убийцы примут меня за него, будут пытаться ухлопать, и тут-то мы их и накроем.

— А сможешь? — засомневалась я.

— Ты что, читать не умеешь? — Жемчужный светился, как пятиалтынная монета. — Там написано: разноплановый актер. А сыграть человека, привычки и жесты которого мне досконально известны, проще пареной репы.

— Я не об этом.

— А о чем?

— Дело это рискованное, Костя. Я могу пойти на это. Мне не привыкать. В том и заключается моя работа. Ты сам только что говорил. Решетников — хирург, ты — актер, а я — телохранитель. Каждому свое.

— Вот ты и будешь меня охранять во время операции. Разве я не прав?

— А доверяешь? — хитро прищурилась я.

— Ха, спрашиваешь. Ты сама подумай. Ты кто? Телохранительница. Стало быть, я вручаю тебе на хранение свое тело. И ты его будешь хранить. Так?

— Так.

— Вот видишь. От одной этой мысли у меня мурашки по всему телу.

— Я так не согласна, — я приняла его шутливую игру. — Буду охранять твое тело, а вот за безопасность мурашек не ручаюсь.

— Ничего, об этом мы как-нибудь потом поговорим. Сейчас давай о деле, — он снова сделался серьезным.

— Давай, — я тоже горела желанием действовать.

— У меня только один вопрос. Как мы их выманим на меня?

— Надо подумать.

На этот раз в размышления углубилась я, меряя шагами гостиную. Жемчужный сел в свое кресло и, попивая кофе, поглядывал на меня и ожидал решения.

— Есть идея! — сказала я минут через пять.

— Садись, рассказывай, — он указал мне рукой на диван.

Я послушно села.

— Слушаю. — Жемчужный весь напрягся, как канат.

Я вкратце посвятила его в суть дела. Весь мой план был основан на взаимоотношениях Решетникова с Венской. В связи с этим Костя задал мне вполне резонный вопрос:

— А медсестра согласится пойти на такой риск?

— Никакой медсестры на самом деле не будет, — сказала я. — Раз ты будешь играть перед убийцами роль Решетникова, почему я не могу выступить в роли Венской?

— Ничего себе, — Жемчужный загорелся еще больше. — Хочешь потягаться со мной актерским мастерством?

— Ты что, против?

— Обеими руками «за», — для убедительности он поднял вверх руки.

— Тогда начнем. Подожди меня здесь, скоро вернусь.

Прежде чем Костя успел что-либо спросить, я вышла на улицу. Пройдя два квартала и обнаружив наконец работающий телефон-автомат, зашла в будку и по памяти набрала служебный номер Людмилы Венской.

— Алло! — раздалось на том конце провода, когда нас соединили.

— Привет, Люда, это я.

Она узнала меня сразу.

— Что случилось, Жень?

— Ничего особенного, — поспешила успокоить ее я. — Просто ты должна сейчас поехать домой.

— Как это должна? Время еще только четыре часа.

— Ты можешь не спорить?

— Могу.

— Тогда делай, что я тебе говорю. Это необходимо для благополучия доктора Решетникова.

— Хорошо, — сразу согласилась она. — Я поеду домой, и что мне там надо делать?

— Ничего.

— Как ничего?

— Обыкновенно, Люда. Просто поезжай домой и жди меня.

— Ты приедешь ко мне? — спросила она.

— Если назовешь мне адрес, конечно.

— Назову. Записывай.

Она продиктовала свой домашний адрес, но я ничего записывать не стала, просто запомнила.

— Спасибо, — поблагодарила ее. — Скоро увидимся.

— Уже выезжаю, — сообщила она, и, повесив трубку, я вышла из будки.