— А может, вместе…

— Не может! Мне там контакты без надобности, вредны даже: не забыли, с какой я линии? Это ваш объект, и мешать вам я не намерен. Потолкуйте, лицом поторгуйте, про балет наш расскажите, Ближний Восток, наконец, обсудите, информацию попроще получите. И поактивнее, понахальнее!

— А просить-то что?

— Не просить, а требовать! Бронепоезд, ясное дело! Все, что могут! Вперед, полковник! На вас сейчас не только эта подруга и трое ее засранцев надеются, на вас все посольство, весь Комитет смотрят!

Гляжу: завелся, слава богу, Гавриил Александрович, загуляли, загудели по жилам бойцовские соки далеких предков. Рука уверенно легла на пакет, как десница Пересвета на копье перед поединком, глаза сверкнули, как у Челубея, противника оценивающего… Преобразился офицер безопасности, просто не первый секретарь сероватого оттенка, а Перебей Челусветович какой-то. Кольчуги, жаль, не хватает.

— Поехал! — решительно сказал он. — Вот только рубаху белую надену…

Конечно, думаю, на многое рассчитывать не приходится. Да многого и не требуется, ведь даже простого телефонного звонка из СБ тому лентяю на полицейской станции должно бы хватить с избытком: не захочет, испугается с этими эсэсовцами дело иметь, вынужден будет вмешаться и порядок навести. А пока — ноту в МИД сочинить надо, вот ее-то посол и подпишет, когда вернется…

Сияющий Гавриил Александрович возвратился в посольство часа через два. Как ни спешил он к резиденту, как ни хотелось ему побыстрее доклад свой представить… Кстати, прибывший посол воспринял мою предварительную информацию с довольным кивком, что понятно: сложится — похвалят нас, не сложится — накажем их. Резидент тоже одобрительно кивнул, но добавил ироничное «ну-ну», узнав, кто направился в СБ… Так вот, как ни спешил офицер безопасности, а тормознулся возле меня, шепнул:

— Знаете, меня там так хорошо приняли… Даже просить ничего не пришлось, обещали все сделать. Я все обсудил, теперь у нас там такие позиции! А скоро еще сильнее будут, я обо всем договорился… Ваше участие я тоже отмечу, спасибо…

Я усмехнулся: какое, если честно, участие — эка невидаль, письмо написать! Да таких писем можно и сотню сочинить — не вопрос, дело же не в нем, а в том, как на месте оно и сама жареная ситуация обыграны были. И вот если он действительно «нарыл» что-то, то молодец, спору нет, позиции в СБ всегда пригодятся.

Через час позвонил дежурный:

— Та же гражданка дозвонилась, вас просит… Нет, ничего срочного, благодарит, говорит, что толпу разогнали.

Несколько дней спустя прибыл глава осажденного семейства, нагруженный бутылками виски («для сааба»), цветами («для мемсааб»), фруктами и шоколадом («для бэби-саабов»). Его рассказ, весьма меня поначалу удививший, сводился к следующему.

Через пару часов после нашего с ним разговора, когда толпа окончательно распарилась, накурилась, оборалась и начала ломать забор, а от камней полетели стекла, на майдане селения приземлились два вертолета («Нате вам! — мелькнуло у меня, — накаркал!»). Из них выскочили две дюжины парней в камуфляже и шлемах. Пока остальные, выстрелами в воздух обозначив серьезность своих планов, мутузили прикладами граждан, отставших от прыснувшей в стороны толпы, и кувыркали в пыли самых нерасторопных, двое деловито проследовали в полицейский участок. По словам кемарившего в это время у ксерокса дежурного, они, не обращая внимания на десяток утомленных бездельем и жарой полицейских, прошли в кабинет сааба-лейтенанта, со звоном вышибли из рук банку пива, ладно и организованно выколотили из начальника участка остатки офицерского и человеческого достоинства. Тем временем дежурный, выполняя пролаянный ими приказ, снимал копию заявления пострадавшего и печатал короткую записку: «Я, лейтенант имярек, грязная свинья и позор полиции…» — и далее в том же духе. После того как лейтенант, всхлипывая, покорно подписал бумагу, двое под испуганный шепоток полицейских: «СБ, СБ» — вышли, удовлетворенно посмотрели на результаты работы своих людей. Один зашел к осажденным, на предъявленной ими копии заявления расписался небрежно, поставил дату, время и, добавив номер телефона, равнодушно обронил: «Если этот возникнет…». Его боевой товарищ тем временем через мегафон прорычал в пыльное, затаившее дыхание пространство: «Возблагодарите Аллаха, братья, что не имею времени продолжить! — и далее, срываясь на вопль, уверенно и страшно: — Но если мой генерал позволит мне нанести повторный визит, даже всевышний вряд ли поможет вам!» — и команда организованно испарилась в знойном небе. С собой она увезла рапорт лейтенанта и копию заявления, на котором красовались написанные пострадавшим под диктовку офицера слова: «Команда прибыла в 15.47. Убыла в 16.04. Претензий по качеству работы не имею». А на майдане остались лишь не оседающие, в отличие от облака пыли, ощущение ужаса и чувство признательности Аллаху, что визит оказался непродолжительным.

— Я там теперь самый уважаемый человек, — радовался потерпевший. — Вечно ваш слуга, только прикажите…

Ну что ж… Сам-то, наверное, бесполезен будет в деревне своей, а вот связи в столице посмотреть не мешает, не мешает…

Объяснения неожиданной активности СБ были через некоторое время получены по оперативным каналам. Оказалось, что наше письмо легло точно в масть: генерал Махмуд давно уже размышлял, как бы заставить коррумпированного умника из полицейского управления делиться подношениями. И для завершения картины, создаваемой этим мастером шантажа, не хватало как раз заключительного штриха, какого-нибудь скандальчика с международно-коммуналистским душком: борьба за придание человеческого обличья местному режиму входила в особую моду в этом сезоне. И как раз в момент самых напряженных размышлений генерала из слоев знойного воздуха материализовался весь в белом, как тезка-пророк, наш Джабраил ибн Искандер с моим божественно-дьявольским посланием.

От ощущения, близкого к оргазму, генерал аж застонал: — Сделайте им больно, мальчики! — а уж этому его бульдоги, как мы видели, были обучены неплохо…

Прошло время, состоялся один визит, после которого посол пригласил на прием в числе прочих и руководителей местных спецслужб, работавших на визите в контакте с нашей «девяткой». По знаку посла подхожу к нему — и представляет меня посол мощному мужику с веселым лицом и крепким рукопожатием.

— Я полагал, вы старше, — говорит бригадный генерал Махмуд. — Все-таки первый секретарь пакеты ваши доставляет.

— Мы оба лишь выполняли указания его превосходительства, сэр, — поклон в сторону посла…

Доволен посол: приятно, когда самолюбие щекочут. Доволен генерал: воспоминания о том, как соседа из полицейского управления сделал, греют.

— Всегда, ваше превосходительство, к вашим услугам, — это послу. — А вы, господин вице-консул, если что — не стесняйтесь, ваша визитная карточка будет под стеклом на столе моего адъютанта, требуемые указания он получит.

— Так, наверное, сэр, — говорю, — господину Джабраилу более с руки это, да и по чину… — может, и приятно генералов в приятелях иметь, да только не в тему мне это, да и на резидентуру неплохо бы поработать, не на себя.