Я пообещала не выдавать Олега и пошла вниз по лестнице. Миновала площадку между первым и вторым этажом, наступила на очередную ступеньку, поскользнулась, упала и дальнейший путь проделала, сидя на пятой точке.

— Боже, что случилось? — шепотом осведомилась хозяйка, перегнувшись через перила. — Виола, вы в порядке?

— Прекрасно себя чувствую, — прокряхтела я, вставая, — просто шлепнулась.

— Ужас! — всполошилась она. — Вам нужна мазь от ушибов, сейчас вниз сбегу, свет зажгу, в аптечке поищу.

— Ни в коем случае, ничего мне не надо, — возразила я, потирая ноющую часть тела, — разбу́дите домашних, придется им объяснять, почему я ночью к вам поднималась. Мне совсем не больно.

— Спокойной ночи! — прошептала Николаева.

— И вам добрых снов, — пожелала я и медленно двинулась по коридору. Но вдруг ощутила, что ноги разъезжаются, и плюхнулась на паркет.

Согласитесь, странно ни с того ни с сего рухнуть два раза подряд, причем не на улице зимой в гололед, а летом, да еще в доме. Прежде чем подняться, я ощупала пол вокруг себя и попала рукой во что-то скользкое, масляное…

Осторожно встав на ноги, я доковыляла до своей спальни, зажгла свет, сняла тапочки и увидела, что их подошвы испачканы специфически пахнущей жидкостью. Она же обнаружилась сзади на джинсах. Я вымыла руки, натянула летние брюки, вышла в коридор и, включив в айфоне фонарик, начала осматриваться.

На паркете обнаружилась цепочка круглых следов, идущих из холла. Я сделала их фото и переместилась в прихожую. Там были те же пятна. Пришлось накинуть дождевик и выйти во двор.

Ливень прекратился, я постояла на крыльце, спустилась на дорожку, обогнула особняк и увидела единственное окно на фасаде, в котором горел свет. Именно к нему снаружи вела длинная железная лестница с удобными перилами и широкими ступенями. Я подошла к ней, принялась осматривать нижние ступеньки, заметила кое-где красные волокна. Затем мой взгляд переместился на стоящий около стены оранжевый механизм, из-под которого выливалась темная лужица машинного масла.

Сразу вспомнилось, как вчера, когда неожиданно погас свет, Алла начала недовольно ворчать, возмущаться, почему генератор плохо работает. Нина Анатольевна пояснила, что нужна какая-то деталь, ее в ремонтной мастерской нет, пришлось заказывать. И тут, к общей радости, люстра снова вспыхнула.

Я присела на корточки, осторожно обмакнула один палец в темно-коричневую субстанцию, поднесла его к носу. Пахло точь-в-точь как от моих испачканных джинсов и тапок. А еще чуть правее масляного «озера» было немного черной земли и валялось несколько коротких темно-синих трубочек для коктейля. Я взяла одну в руку и удивилась: это была вовсе не пластиковая трубочка, а стебелек какого-то растения. Я сфотографировала его айфоном, вернулась к себе и отправила Платонову снимки следов, найденных в коридоре, присовокупив к ним слова: «Перешли Жене и спроси: похоже это на отпечатки женских ступней?» А еще сбросила ему изображение синих «трубочек».

Минут через десять на экране телефона высветилась фамилия «Платонов».

— Ну? — воскликнула я.

— Женя считает, что оттиск очень похож на тот, что оставляет человек, наступивший в какую-то жидкость, предположительно масляную, а потом идущий по паркету в гольфах, подследниках, чулках, носках и так далее, — сказал Андрей.

— А синие стебли от какого растения?

— Евгений такие впервые видит, — ответил Платонов. — Очень заинтересовался, велел тебе аккуратно собрать их, положить в вымытую и высушенную пластмассовую коробочку с крышкой, а завтра отдать ему. Ботаника — конек Жени, его задело, что с ходу он не смог определить, что ты нарыла.

— Ладно, сделаю, — пообещала я, — у меня есть нужная упаковка.

— А теперь объясни, что там у вас происходит, — потребовал Андрей.

Я рассказала другу о посещении Нины Анатольевны.

— Ничего интересного, — резюмировал он.

— Когда я вошла в ее спальню, там было открыто окно, — продолжала я, — Николаева, трясясь от холода, кинулась закрывать раму. Странно распахивать окно в непогоду, ветер задул в комнату капли дождя, Николаева потом долго куталась в шаль, пытаясь согреться, сказала: «Моя мама обожает слякоть, а я люблю тепло».

— Даже те, кто в восторге от жары, не хотят спать в духоте, — перебил меня Платонов, — хозяйка решила на ночь проветрить комнату.

— Дослушай до конца, — попросила я. — Нина Анатольевна не сразу меня впустила, сначала пошла за халатом, я ждала за дверью. Потом любезно пригласила меня внутрь, а сама поспешила к окошку. Когда наша беседа завершилась, из коридора раздался звон, оказалось, что со столика у лестницы свалилась ваза. Потом я пошла вниз и упала один раз на ступенях, а второй в коридоре первого этажа.

— Ну и? Говори, наконец, в чем дело, — потребовал Платонов.

— Экий ты торопыга, — упрекнула я его. — Думаю, в момент, когда я постучала в дверь, у Николаевой в спальне находился некто, и она не хотела, чтобы я встретилась с этим человеком, попросила меня подождать за створкой, а таинственный незнакомец вылез в окно, спустился по наружной лестнице, наступил носками в лужу масла, вытекшего из сломанного генератора, пробежал по мокрой дорожке, наследил на паркете, на ступеньках и стоял в коридоре у двери Нины Анатольевны, чтобы подслушать не предназначенный для него разговор. Когда я собралась уйти, этот человек, чтобы не столкнуться со мной, поспешил к лестнице, но носки у него были в масле, ноги разъехались, вот он и схватился за столик, чтобы не упасть, уронил вазу и удрал. В особняке три этажа, таинственный посетитель Николаевой мог спуститься в столовую, кухню, гостиную, затаиться в кладовке, туалете, спрятаться в бане. Или драпанул на самый верх, там, в мансарде, расположены постирочная, гардеробная, гладильная комнаты, чулан, в котором хранится постельное белье.

— Странно, что у них хозблок под крышей, — удивился Андрей, — обычно его в цоколе размещают.

— В доме Николаевых подвал отсутствует. Здание вообще необычное, вспомни про квартиру Геннадия Петровича с отдельным входом из сада и лестницу, ведущую к окну Нины Анатольевны, — отметила я. — Дело за малым: надо узнать, кто бегает по дому в одних красных носках, и сообразить, по какой причине этот человек не хотел столкнуться со мной. В доме посторонних нет. Значит, к Нине Анатольевне могли заглянуть Элла, Алла, Виктор, Олег.

— Или Елизавета Гавриловна, — добавил Платонов.

— Бабушку можно исключить, — возразила я, — в девяносто лет из окна второго этажа по лестнице скакать не станешь.

— Старуха бодра, выглядит максимум на шестьдесят пять, — заспорил Платонов.

— Ладно, — сдалась я, — приму твое абсурдное предположение, что старуха способна на каскадерские трюки, к сведению. А теперь объясни, зачем скрывать от меня встречу с кем-либо из родственников? Ну, зашла мать после полуночи в комнату дочери. Или, допустим, Алла заглянула. И что? Обычная ситуация. По какой причине гость спешно удрал?