Вымешиваем тесто, пока оно не перестает липнуть к рукам, даем выстояться. В оставшуюся часть шафранной настойки добавляем желток, взбиваем. Перед тем как отправить в печь овму, разрисуем ее поверхность узорами, смажем яичной смесью, посыплем черным тмином.

* * *

– Смотри, как она управляется с тестом. Из Яхмур получится хороший кондитер. Бойкая девчонка, схватывает на лету… Ты торопишься жить, Фейга?

– По-разному. Бывает, захватывает, земля из-под ног уходит, понимаю, сколько интересного мы не знаем, спешу успеть. А бывает, остановлюсь, посмотрю вокруг, загляну в себя, и никуда не хочется – все тут, во мне. И приходит покой – чувствую, слышу, ощущаю. Что еще надо? Но это на время. Потом зовет новое.

– Хм, новое? Мне совершенно не хочется никуда идти, я будто остыла жить. Вижу красоту, понимаю: вот она, лови мгновение, вдыхай полной грудью – а внутри ничего не происходит. Как губка, которую подносишь к пролитой на стол воде, а она не впитывает. Не то чтобы отторгает. Просто не вбирает.

– Значит, сейчас так.

– Что делать?

– Жить. Продолжать печь овму, не доверять миру, не смотреть в небо и не хотеть никуда идти. Отболей.

– Мама, да найдет ее душа покой, любила повторять: «Мы на этой земле с коротким визитом. Поэтому не тревожьтесь, не волнуйтесь. Лучше улыбайтесь, гуляйте, пеките пироги».

* * *

С утра наготовили с Яхмур котлет из булгура и картофельного пюре со сливками. Пока еда горячая, отложили для Марьям и поспешили отнести, пока не остыло. Накинули дождевики, которые когда-то сшил Эд, двинулись к южному отшибу. Лил дождь, теплый, грибной, из сплетений каштановых крон доносилось пение синиц, в храме звонили колокола. Дома никого не было. Открытая дверь раскачивалась под легким ветерком, под потолком голодно жужжали мухи. В углу двора паслись коровы. Яхмур положила еду на стол, под салфетку, и мы отправились искать Марьям.

Она оказалась около сгоревшего дома, рядом – двое мужчин, неподалеку – трактор. Расчищали истлевшие обломки. «Ребята, простите, немного занята. Хорошо, дождь прошел, никакой пыли. Вы дома подождете или поможете?» Я посадила Яхмур в трактор и принялась за работу, переодевшись в старую одежду Марьям и натянув рабочие перчатки.

До вечера расчистили завалы, на завтра осталось вывезти мусор. Чтобы будущее наступило, нужно отпустить прошлое.

15

Здравствуй, дорогой Э.!

У Яхмур появился маленький друг по имени Буби. На первый взгляд тряпичная кукла, набитая ватой, с волосами из желтых шерстяных нитей. Но мы-то – я, Яхмур, Марьям и Дмитрий – знаем, что Буби волшебная. В ней живет веселый ангел, любящий пироги с мандариновым джемом и оберегающий детей с каштановыми волосами.

Буби родилась в руках Дмитрия. О его умении шить кукол мало кто знает – вряд ли в Хаге это поймут. Поэтому свои творения Дмитрий раздает детям-сиротам, а взрослые думают, что он покупает их в магазине.

Буби называют белых птиц с желтым хохолком, обитающих в лесу Пьерос в пятидесяти километрах от Хага. Они раз в жизни выводят потомство. После живут тем, что облетают гнезда других птиц, принося их детенышам добытую пищу. Буби – символ бескорыстной любви.

Дорогой друг, все же детское счастье такое бессмысленное. Оно не ищет никаких значений – вот в чем его прелесть. Когда нам по три-четыре года, нас воспринимают как маленьких. Но, по-моему, именно в этом возрасте мы самые что ни на есть взрослые. Настоящие. С годами наступает забвение. Вынужденное – приспосабливаемся к миру.

Важно вернуться к этой чистоте, к счастью без великого смысла, умысла. Ты спросишь, для чего? Чтобы сделать место, где находимся, чуточку лучше, светлее, уютнее. Для наших детей и тех, кто придет после нас.

Перед отъездом из домика, в котором жили в Хаге, мы покрасили оконные рамы и две внутренние стены в салатовый цвет. Стало веселее. Белый домик с салатовыми рамами в окружении зеленых деревьев. Ну чем не сказка? Марьям подарила дому желтую скатерть, а тракторист Мэк повесил над обеденным столом фотокартину с надписью «Счастье – это выбор и труд».

Мы снова в пути – я, Яхмур и Буби. Пишу из автобуса, в котором пахнет арахисовыми хлопьями. Видимо, грызет кто-то из пассажиров. Захватили с собой кунжутные пряники, перекусываем ими. Предложили Буби, отказался, хочет поспать.

Марьям начинает строить новый дом, больше не носит черное и снова печет, продолжая дело мамы. Взяла с нас слово к концу лета приехать на новоселье. Ты хотел бы с нами, дорогой Э.?

Впереди девять часов ночной дороги. Люблю тишину ночи, огоньки домов в бегущих картинках за окном, еле слышный разговор водителя с кондуктором о чем-то обычном, скрежет ручки по белой бумаге. Дорога вдохновляет, помогает взглянуть на происходящее со стороны.

В школьные годы я мечтала о ковре-самолете, который в мгновение перенесет меня в необходимое место.

Ближайшая к дому школа находилась в сорока минутах езды – каждое утро из года в год мне с бабушкой Офой приходилось преодолевать это расстояние. Сонная и утомленная давкой в метро, я искала в толпе чихающих, кашляющих и подбиралась к ним ближе, надеясь заразиться гриппом. Только бы не идти в школу.

На мои хныканья Офа отвечала: «Фейга, если тяжело идти, значит идешь в гору». Дергая ее за рукав пальто, я добавляла: «…Или не туда!» В пятом классе мы переехали в пятиэтажку, в двадцати двух шагах от которой школа. Просыпаться с рассветом больше было не нужно, но в этой легкости я часто вспоминала утренние поездки на метро, скучала по ним.

Все же человек, дорогой Э., удивительное создание. Мы играем, бежим наперегонки с жизнью и вроде опережаем обстоятельства, но потом все равно тоскуем по тому, что оставили позади. И самое забавное: никто тебе не скажет, про что твоя история. Ты сам это поймешь по ходу жизни или… не поймешь.

Береги себя.

16

Здравствуй, дорогой Э.!

Через два дня прибываем к Синему морю. Не терпится. Соскучилась. Но сначала остановка в городе Лерисе, где варят лучшее оливковое варенье (захвачу для тебя баночку!), дома строят в кронах многолетних дубов, а пожелания пишут на бумаге, никак не вслух, и отправляют письмом.

Ох, как же я люблю письма! Долгое время у меня была традиция, дорогой Э., по утрам заглядывать в почтовый ящик, надеясь получить весточку из далекой страны. Чаще всего находила рекламные проспекты и счета.

Меня подмывало написать письмо самой себе с текстом, мол, здравствуй, пишу тебе из заснеженного города у подножия Эвереста (ну предположим!), чтобы сказать, что люблю тебя, скучаю и принимаю тебя со всеми твоими слабостями. Хотела послать его какой-нибудь кружной почтой, чтобы, когда уже забуду, вынуть из почтового ящика и с удивлением, нежностью прочитать.