— Доктором Джоном Брайтом? — И этот вопрос тоже был в точку. Все же приятно, когда хорошо помнишь имена и фамилии — производит впечатление.

Эухения вновь испытала дискомфорт от моих познаний в ее биографии, а затем нехотя подтвердила:

— По-моему, его именно так и звали. Но мне кажется, что эта встреча была специально организована ФБР. Меня арестовали через полторы минуты после того, как беседа с Брайтом завершилась. Правда, потом после двух или трех допросов, как мне кажется, очень формальных, где меня пытались уличить в торговле наркотиками, но так и не нашли веских улик, все закончилось благополучно…

— Как и в Бразилии?

— В Бразилии я вообще поволновалась не больше часа. — Похоже, Эухения решила, будто я и впрямь знаю о ней всю подноготную.

— Хотя у вас с собой была травка «зомби»?

— Конечно. Но она не числилась в списке запрещенных к вывозу, тем более что я везла только семена.

— А что, вьетнамская трава трудно приживалась на Хайди?

— Почему? Нормально приживалась. Но в Бразилии у нее оказался более мощный родич. Мы привезли семена этого растения на остров, а наши генные инженеры скрестили его с вьетнамским.

— Зачем?

— Понятия не имею. Свойства, которые должно было приобрести гибридное растение, были заданы генетикам профессором Мендесом. Я отвечала только за подготовку таких же препаратов, какие делала во Вьетнаме, а Мендес делал с ними что-то еще, но туда, где он работал, я доступа не имела.

— Но любви вашей это не мешало? — прищурился я. Эухения посмотрела на меня очень зло. Видимо, я все время сыпал ей соль на рану.

— Нет, не мешало. К сожалению, вся эта история получила широкую огласку.

— Смерть Мендеса не была следствием ревности дель Браво?

Эухения аж передернулась и хотела возмутиться, но тут дверь распахнулась и появилась Хрюшка Чебакова.

— Любезничаете? — прищурилась она. — А нас два катера догоняют!

— Придется вам пойти со мной на палубу, — сказал я сеньоре Дорадо. — Мне кажется, что это необходимо.

Выбравшись наверх, я обнаружил, что катера действительно имеют место. Догнать нас им ничего не стоило, что они и сделали не больше чем через пару минут после нашего появления в носовом салоне «Дороти». Вылезать на палубу не следовало, потому что с катеров могли запросто открыть пальбу, а отвечать из пистолетов было несерьезно.

— Остановиться! — орали с правого катера. — Застопорить ход!

— Это Ромеро, — с легкой досадой пояснила сеньора Дорадо. — Удивительно упрямый тип. У вас есть мегафон?

— По-моему, мы у вас на яхте, сеньора Эухения, — заметил я. — Вам лучше знать, что тут имеется…

— Можно подумать, что я только и делаю, что катаюсь на этой яхте, — усмехнулась супергадалка. — Дай Бог, чтоб я позволяла себе раз в месяц немного отдохнуть.

Катера между тем, сравняв скорость, шли параллельно «Дороти», примерно в пятидесяти метрах от правого и левого бортов яхты. Без всякого бинокля было видно, что там сидят крепкие мальчики с помповыми ружьями и снайперскими винтовками. Здесь, в носовом салоне, за бронированными стеклами, мы были гарантированы от случайных и неслучайных выстрелов, а вот на палубе…

Впрочем, инициативу взяла на себя сеньора Эухения. Она решительно взбежала по трапу на верхнюю палубу и, найдя, видимо, мегафон, громко объявила:

— Ромеро, не будь большим католиком, чем римский папа! Я сказала тебе, чтобы ты не устраивал шоу?

После некоторого замешательства с правого катера извиняющимся тоном пробасили:

— Сеньора, мы думали, что вы говорите по приказу этих бандитов…

— Ты болван, Ромеро, если способен подумать, будто меня можно запугать. Здесь нет никаких бандитов, понял? Здесь только мои друзья. Бензин, израсходованный катерами, ты оплатишь из своего кармана. Но раз уж ты отправился нас сопровождать, то продолжай. Держись на том же расстоянии и не приближайся слишком близко…

Вся эта тирада, рассчитанная скорее не на излишне преданную охрану, а на нас с Хрюшкой, меня не слишком успокоила. Если бы Эухения предложила Ромеро убраться восвояси, это тоже ничего не гарантировало бы, но то, что она предложила катерам находиться поблизости, настраивало на весьма пессимистический лад.

Тем не менее надо было как-то договариваться. Эухения, как мне казалось, не была особенно заинтересована нас уничтожать, тем более что сотрудничество могло принести немалую выгоду.

— Давайте продолжим нашу беседу, — сказала она, вернувшись в салон.

— С удовольствием, — согласился я. — Мы остановились на ваших отношениях с Хорхе дель Браво и Рейнальдо Мендесом…

— Рейнальдо Мендес, — сеньора Дорадо на сей раз говорила вполне спокойно,

— был казнен вовсе не из-за ревности Хорхе, а потому, что по своей инициативе занялся исследованиями контрпрепаратов, нейтрализующих действие «Зомби-7». И донос на него, увы, написал не кто иной, как профессор Хайме Рохас, отец Лусии. Я тут совершенно неповинна. Вообще Рохас, как это ни печально, будучи чрезвычайно предан Лопесу, погубил не одного Мендеса. Впрочем, он и сам себя погубил, написав донос Лопесу на дель Браво.

Об этом я помнил. Киска в свое время прочла этот донос и узнала, что Рохас вживил микросхемы в головы Сан, Мун и Стар.

— А откуда вы об этом узнали? — спросила Ленка.

— От Хорхе… — нехотя произнесла Эухения. — Он тогда пребывал в очень странном настроении, видимо, ощущал скорый крах и свою неизбежную гибель. С одной стороны, у него просматривалась какая-то безнадежность и обреченность, с другой — желание сделать что-нибудь ужасное. Вот тогда-то я, собственно, и узнала о том, что Мендес разработал препараты «Зомби-6» и «Зомби-7», о свойствах газа, который получается в качестве побочного продукта, но разумеется, только в общих чертах. Если бы он сообщил мне обо всем этом на день раньше, то и меня бы, наверное, расстреляли. Но в ту ночь, когда Хорхе мне исповедался, аэромобильный батальон «тигров» перешел на сторону повстанцев. Это означало, что сил, преграждавших войскам Киски дорогу в столицу, больше не было. Лопес позвонил ему в третьем часу утра, и Хорхе уехал со своей виллы, куда меня привезли накануне. Не больше чем через час после его отъезда все агенты, охранявшие дель Браво, разбежались оттуда, и я осталась одна. Мне было страшно, потому что повстанцев я боялась куда больше, чем Хорхе, но они тогда даже не заглянули на виллу — торопились в Сан-Исидро. Я потихоньку вылезла и тоже сбежала…

— Каким образом спасся Сесар Мендес? — перебил я.

— Его не было среди тех пятидесяти кадетов. Он дезертировал за два часа до того, как в училище приехали Лопес и дель Браво. И побежал прятаться в мой дом. Его там знали. Сесар ненавидел свою мать и очень хотел, чтобы Рейнальдо на мне женился. Он и сейчас называет меня мамой.