оглянулся на окно с решеткой. К счастью, Медников теперь стоял у окна и сразу увидал Киреева.

— Постой минутку! — тихо прошептал Медников, обрадовавшись товарищу, и исчез.

Медников быстро написал несколько слов на белом листе бумаги, свернул его и, подойдя к окну, швырнул записку через открытую форточку.

Киреев подошел к кустам, куда упала записка, взял ее и, кивнув Медникову, скрылся.

В записке было всего несколько слов. «Умоляю, скажи Гале, я сделал все ради нее и люблю ее. Пусть ждет. Андрей».

На другой день Киреев отправился в город. В автобусе, на улицах, в магазинах только и разговору было о вчерашнем полете истребителя. Люди судачили о летчике, каждый мерил на свой аршин,

— Не перевелись, значит, герои!

— Молодец летчик, рисковый! Я сам был таким.

— Орденами таких награждать надо.

— А лучше снять штаны да по заднице отхлестать. Воздушное хулиганство называется.

— Трусы всего боятся, а это смелый летчик. Уважаю таких.

Город гудел, обсуждал сногсшибательную новость.

Киреев заявился в самое удобное время, подгадал как раз к четвертому часу, на фабрике шла пересмена. Он остановился в тени недалеко от ворот. Прохрипел негромкий гудок. Из проходной стали выходить женщины. Киреев подошел поближе к тротуару и, прохаживаясь по дорожке, поглядывал на работниц.. Вскоре появились Галя и Тоня. Они увидали Киреева, торопливо подошли к нему. На лицах нескрываемое возбуждение.

— Это он пролетел под мостом? — с ходу спросила Галя.

— А кто же еще? Другого такого не найдешь.

— Отчаянная голова! — всплеснула руками Тоня. — А если бы в мост угодил?

— Если бы, если бы... — подхватил Киреев. — А все ты, Галя, виновата. Зачем задирала? У человека чертовское самолюбие.

Галя не возражала, напротив, ей даже было приятно, что все получилось так необычно.

«Вот это парень, — думала она. — Не трепач».

Она ничего не ответила Кирееву, лишь вся засияла, засветилась.

— Вы приходили в парк?

— Еще бы, — сказала Тоня. — И все видели.

— Классный номер показал Андрюша, — щелкнула пальцами Галя. — Как сказал, так и сделал. Молодец! — Она даже подпрыгнула легко и резво, совсем по-детски.

— Мы чуть было не умерли со страху, — тараторила Тоня. — Пришли к реке и, как дурочки, ищем вас в саду. Чего они, думаем, в такую рань свидание назначили? Потом смотрим, самолет летит...

— Я сразу догадалась, что это он, — ввернула Галя.

— Да уж по тебе было видно. Как полетел он вниз, ты белее тарелки сделалась. А как порхнул под мостом и вверх взвился, запрыгала, как коза, в ладоши захлопала.

— Будет расписывать, — прервала подругу Галя. — А ты почему не полетел? — повернулась она к Кирееву.

— Я еще не свихнулся.

— Струсил?

Киреев окинул ее сожалеющим взглядом.

— Это же грубейшее нарушение дисциплины. Преступление.

— За смелость не наказывают.

Киреев посмотрел на девчат и грустно покачал головой.

— Наивные дети. У нас за такие дела не гладят по головке. А вам все нипочем. Вы даже не спрашиваете, почему не пришел Андрей.

— А что с ним? — встревожилась Галя.

— Под арест посадили, — вздохнул Киреев. — За неподчинение приказу командира будут судить.

— Врешь! — вскрикнула Галя. — За что же? Он же отчаянный! Смелый!

— Честное слово офицера.

Галя застыла, как парализованная внезапным ударом, потом тихо вскрикнула, схватилась за голову, застонала.

— Что я наделала! Нарочно дразнила его, с огнем играла. — Она в отчаянии бросилась к Кирееву. — Неужели правда? Ты не шутишь? Скажи, Виктор, правда?

Киреев достал из кармана записку.

— Убедись сама. Андрей просил передать тебе.

Галя торопливо развернула записку, прочла скупые строки, которые обожгли ее. Она покачнулась, сделала шаг в сторону, ухватилась за березу. Не устояв на ногах, медленно опустилась на траву и неожиданно заплакала. Тоня бросилась утешать подругу, а Киреев стоял растерянный и удивленный.

— Ну что ты так? Что случилось? — утешала Галю перепуганная Тоня и гладила ее мягкие густые волосы своими маленькими пухлыми руками. — Надо тебе убиваться! Зачем же так?

Галя молча протянула Тоне записку. Тоня прочла и все поняла.

— Вот она, проклятая любовь. Не только девчата из-за нее страдают, а и парни делают большие глупости. Эх ты, Галя, Галя! Подстерегли тебя беда горькая и счастье великое. Настоящая любовь пришла, радуйся, милая.

— Запричитала, как старуха, — недовольно сказал Киреев. — «Беда горькая, счастье великое»! Подумаешь, какое событие, парень записку прислал!

— Помолчал бы, если не понимаешь, — повернулась она к Кирееву. Не знаешь ты нашу Галю. Она тоже его полюбила, а для нее любовь — как неизлечимая болезнь. Что теперь будет? Надо же!

Тем временем Галя вытерла глаза, поправила прическу. Лицо ее стало спокойным и строгим.

— Скажи, Виктор, — проговорила она, — что я могу для него сделать? Его строго накажут?

— Самое страшное для него уже совершилось. Его отстранили от полетов. И ты ничем ему не поможешь.

— Где он сейчас?

— Сидит на гауптвахте.

— Меня допустят к нему на свидание?

— Думаю, нет. Это может решить только командир полка.

Галя теребила в руках носовой платок, подносила ко рту, нервно кусала. На душе было тяжко, не хотелось ни о чем говорить. Молчали.

Киреев проводил девушек к старому кирпичному дому, где они жили в рабочем поселке недалеко от фабрики, и уехал в военный городок.

6

Дома Галю, как всегда, встретила мать, позвала обедать.

— Садись, доченька. Все готово.

Галя молча ушла умываться.

Мать работала на той же фабрике уборщицей, приходила домой на два часа раньше дочери и к ее возвращению успевала приготовить обед. Галин отец умер лет десять назад, и мать воспитывала дочку одна, всю свою нежность и ласку растрачивала на нее.

— Что так долго возишься, Галя? Остынет же все.

Галя умылась, переоделась, явилась на кухню мрачная, угрюмо села к