— Слышь, малой, — обратился я к мальчонке. — Держи своего волкодава крепко и отойди вон на тот край, но аккуратно, не свались. Я сейчас прыгну!

К счастью, шкет оказался толковым. Он притиснул притихшего с перепугу дворянина и сдвинулся в указанном направлении. Я отбежал на пяток метров назад, разогнался, оттолкнулся и прыгнул. Когда мои ноги встали на плывущую льдину, та тяжело колыхнулась подо мною, но не перевернулась. И пацаненок с нее не свалился. Уже хорошо. Я посмотрел вперед. Нагромождение торосов, медленно сдвигающееся к опорам моста, связывающего Заречье с остальным городом, неумолимо приближалось. Мальчуган подбежал ко мне.

— Давай своего пса! — сказал я ему.

— Зачем⁈

— Не бойся, не утоплю! Быстро!

Малец кивнул. Шапка-ушанка, которая ему явно была велика, съехала на глаза.

— Слушай сюда, — инструктировал я. — Сначала я перекину туда твою псину, потом — тебя. И оба дуйте к берегу. Видел, откуда я к вам прибежал?

Шкет поправил шапку и кивнул. Шапка опять съехала на нос.

— Вот туда и дуйте! И не оглядывайтесь! Давай пса!

Он протянул мне свою собаченцию. Та задергалась было, но присмирела, когда я взял ее в руки. Зашвырнуть этого маломерка было плевое дело. Миг и тот уже носится, заливаясь тревожным лаем по ту сторону полыньи. Теперь очередь за пацаном. Я снял с него сползающую ушанку и сунул ему в руки, чтобы не потерял в полете, затем подхватил за подмышки, прикинул расстояние и силу броска. Главное, не просто перебросить сорванца, а чтобы при падении он себе ничего не повредил.

— Ну, поехали, Гагарин! — крикнул я и метнул пацаненка, словно куль с песком.

Тот перелетел через полосу шуги и шлепнулся на лед. Полежал чуть-чуть и поднялся. Я выдохнул. Дворняга подскочила к хозяину и, радостно гавкая, запрыгал вокруг него.

— Дуй к берегу! — крикнул я.

— А ты, дядь? — пискнул мальчуган.

— Я следом! Беги!

Тот повернулся ко мне спиной и рванул к берегу. Собаченция, заливаясь счастливым лаем, помчалась следом. Так, теперь моя очередь. Я посмотрел на берег, там уже суетились какие-то люди и крутилась мигалка милицейского «ГАЗика». Отлично! Если что, пацана вытащат. Я посмотрел в направлении, куда меня тащил ледяной плот. Если скорость движения не изменится, то минут через пять я окажусь в том самом хаосе, которым минут двадцать назад любовался с берега. Рука об руку с самой красивой женщиной в моей жизни.

Выбирать не приходилось. Места для разгона не было. Надо прыгать. И я прыгнул. Изо всех сил. Р-раз! Почти! Не допрыгнул. Месиво ледяных осколков разошлось под моими ногами, и я погрузился в него с головой. А когда вынырнул, то понял, что меня тащит в том же направлении, только теперь уже без всякой опоры под ногами. Цепляться за рыхлую кромку паковых льдин бесполезно, она будет обламываться под моими пальцами и последние крохи тепла я потрачу на бесполезное барахтанье.

Придется воспользоваться тюленьим способом. Это было безумное решение, но иное искать некогда. Пока мог шевелится от адского холода. И я нырнул, надеясь, что дно не далеко и (так и оказалось), достигнув его, развернулся и изо всех сил оттолкнулся ногами. Невероятно, но трюк сработал. Как пробка выскочив на поверхность, я рухнул на кромку пакового льда грудью. И сразу же, бешено извиваясь и молотя ногами, пополз вперед. Льдина подо мною начала проседать, но все же держала и мне удалось отползти от забитой шугой полыньи. И в этот момент меня с двух сторон подхватили чьи-то крепкие руки и поставили на ноги.

— Я так и думал, что это Данилов! — услышал я голос старшего сержанта Покровского. — Идти можешь?

— Должен… — буркнул я.

— Тогда — бегом.

Все тело колотила дрожь, но я все же переставлял ноги, понимая, что нельзя оставаться на льду, который может в любой момент расколоться по всему полю. И тогда придется спасть уже не только меня. Когда мы добрались до пляжа, Федя скомандовал:

— Раздевайся! Будем растирать!

И он вынул из кармана шинели бутылку водки. Это было верное решение. Я принялся сдирать с себя ботинки, а затем брюки, а Покровский, вместе с напарником, помогли снять галстук и рубашку. Старший сержант сорвал пробку с бутылки, плеснул себе на ладонь и принялся растирать мне спину, затем — грудь. Я замычал и он понял, чего я хочу и сунул бутылку мне в руки. Стиснув ее ладонями, я поднес горлышком к трясущимся губам и глотнул. Водяра обожгла мне горло и пищевод, я закашлялся, едва не выронив драгоценный сосуд. Федя ловко подхватил его и продолжил растирание.

Сорокаградусная сделала свое дело. И внутри и снаружи стало разливаться тепло. Напарник Покровского скинул шинелку и помог мне ее надеть, а сверху нахлобучил шапку. Я отнял у Феди бутылку и вылил в себя остатки содержимого. Милиционеры повели меня к лестнице, которая вела на набережную, а по ней уже спускалась пара крепких мужиков в белых халатах, поверх ватников, с носилками в руках. Я было воспротивился, но против меня было четверо и они уложили меня на носилки и потащили наверх. Там меня встретила Вилена, которая все еще прижимала к себе мои шмотки.

— Прости, — пробормотал я. — Сорвалось свидание…

— О чем ты говоришь, — всхлипнула она. — Я от тебя никуда…

— Водить умеешь?

— Да!

— Там в кармане пиджака ключи. Отгони машину по адресу улица Октябрьской революции, дом двадцать три… Там сторож, Сидорыч, попроси его, он откроет ворота… Поставишь во дворе…

— Я все сделаю, Саша!

— Не волнуйся, герой! — сказал старший сержант. — Проводим твою машинку с почестью.

— Спасибо, Федя! — откликнулся я. — Давай, когда я удеру от докторов, посидим с тобою за бутылочкой чего-нибудь вкусного… Ну не вечно же ты на службе!

— Тогда и старшину Сидорова подтянем.

— Согласен…

Больше мне не дали сказать ни слова. Санитары задвинули носилки в салон «РАФика». Там с меня сняли шинель и шапку и укутали в одеяло. Врач или фельдшер, осмотрел меня, послушал стетоскопом и велел ехать. Захлопнули двери, и скорая рванула в направлении горбольницы. Правда, не очень резво и без сирены. Видать, я не считался тяжело больным. Ну так-то живой и молодой. Я угрелся и задремал. Разбудили меня уже в приемном покое, когда перекладывали на каталку. Я хотел было встать, но врач