— Слышишь, красавица, — окликнула ее неряшливо одетая женщина с зажатой в зубах папиросой. — У нас дом приличный, мы не любим, когда тут не пойми кто шляется.

— Я здесь живу.

— А я не о тебе. — Женщина стряхнула пепел прямо на пол. — Я о мужиках, что к тебе ходят.

— Никто ко мне не… — Она осеклась на полуслове и с беспокойством взглянула на видневшуюся в конце коридора дверь своей квартиры. — Сегодня кто-то приходил?

— Разминулись? — неприятно ухмыльнулась соседка.

— Кто? — Марти порывисто шагнула к ней и едва удержалась, чтобы не вцепиться в отвороты грязного халата. — Кого вы видели? Во сколько?

— С ума сошла? — проблеяла женщина и схватилась за дверную ручку.

Марти схватилась с другой стороны. Силы в ней было немного, но в минуты опасности, даже мнимой, она просыпалась вся и сразу.

— Кто приходил? Когда?

— Днем, часа в два, — пропыхтела соседка, не выплевывая папиросу и продолжая тянуть на себя дверь. — Мужчина какой-то… Не рассмотрела в глазок…

В глазок она видела бы только квартиру напротив и никак не могла знать, откуда или куда направляется прошедший мимо человек. Осознав это, Марти немного ослабила хватку.

— Может, и не к тебе, — подтвердила ее мысль соседка. — Мало ли тут девок живет… Да пусти ж ты!

Марти отпустила. Дверь захлопнулась.

Страх никуда не девался.

В квартиру она входила с опаской. Тут же включила свет, хотя за окнами едва сгущались сумерки. Осмотрела все. После — обшарила. Вещи лежали на своих местах, и ничто в комнате не намекало на постороннее присутствие.

Все нервы…

Но перед сном Марти проверила шпингалеты на окне и укрепила дверь, просунув через ручку швабру.

«Я — твой должник», — самая нелепая фраза, которую Фаулер слышал на войне. Какие счеты между жизнью и смертью? Вчера ты спас кого-то, сегодня — кто-то тебя. Завтра — никто и никого. Тем не менее в должники к нему записались многие, и были среди них люди, за четыре года об этих надуманных долгах не забывшие. Больше того — они и ему забыть не позволяли. Звонили, писали. Рвались отплатить. Предлагали в основном посодействовать в переводе на новую работу, прибыльнее, интереснее, перспективнее, — то в частную охранную фирму, а то и в имперскую разведку. Мало кто понимал, что удерживает его на острове. Мало к кому Фаулер действительно обратился бы.

Уоллес Руби был одним из тех, кому он мог позвонить, не опасаясь «расплаты».

— Кен, дружище, рад слышать! Ты в столице? Наконец-то! Помнишь, я говорил, что держу бутылочку черного бальзама? Она до сих пор ждет!

— В другой раз, — перебил Фаулер. — Я все еще дома.

Вернее, на переговорном пункте, куда направился сразу же после завтрака, но не в столице — однозначно.

— Уф… — Из трубки вырвался полный искреннего сожаления вздох. — Жаль. А я уж подумал…

— Мне нужна помощь.

На другом конце линии повисла удивленная пауза. Можно было гордиться собой: удивить Руби не так-то просто.

— Информация, — уточнил лейтенант.

— О! Это ты по адресу.

— Я знаю.

— Иначе я тебя и не услышал бы, верно? — Упрека в голосе фронтового товарища почти не слышалось. С тем, что Фаулер вопреки расхожему мнению о дружелюбии морских псов этим самым дружелюбием не пышет, Руби давно смирился. Но общение с ним поддерживал не только в благодарность за спасенную шкуру. — Что именно интересует?

— Помнишь Ликардию?

— Считаешь, это можно забыть?

— Нет. И подозреваю, ты знаешь о том, что там случилось, больше моего.

Еще на пляже, услышав рассказ Мартины Аллен о сборе силы и позаимствованном на Архипелаге ритуале, он подумал, что если кому-то из его знакомых об этом известно, то только Уоллесу.

Вэнди, кропавшая «сенсационные» статейки для «Маяка» и мнившая себя акулой пера, на деле была всего лишь анчоусом. А то и планктоном. Уоллес Руби, если и дальше сравнивать журналистов с морскими обитателями, — спрутом. До войны он был политическим обозревателем. Попав на фронт, умудрился побывать в самых горячих точках, чем после заслужил славу одного из лучших хроникеров. Теперь снова вернулся к политике… А спрут — не только потому, что в поисках горячих новостей мог далеко протянуть цепкие щупальца, но и потому, что знал, когда нужно отползти в сторону, выпустив вместо очередной сенсации отвлекающую чернильную кляксу.

— Это не телефонный разговор, Кен, — сказал он, выслушав короткий рассказ и связанные с ним вопросы.

— Тебя прослушивают?

Руби рассмеялся:

— Уместное уточнение. Если бы кто-то и правда слушал, твоя прямолинейность его позабавила бы. Но я расщедрился на парочку магических защитных устройств… Это между нами, да?

Фаулер просто пообещал оторвать уши телефонистке. Карго-Верде — не столица, здесь и такие способы защиты работали.

— Почему тогда разговор не телефонный? — спросил он.

— В первую очередь потому, что я хотел бы видеть твою песью морду. В глаза ты врать не умеешь, а по телефону хрен признаешься, во что ввязался.

— Как только пойму, сам расскажу. Тебе первому.

— Эксклюзив? — усмехнулся Уоллес. — Ну-ну… Любопытно, но вряд ли пойдет в тираж. Как и вся правда о случившемся в Ликардии. Не знаю, откуда у тебя сведения, но… были такие разговоры. Секретности вокруг них не нагнетали, однако официально никто и ничего не подтвердил. И ниточки действительно тянутся на Архипелаг. Ходили слухи, что дарнийцев поддерживал кое-кто из лордов. Якобы не все они были довольны властью императора и некоторые хотели использовать вторжение Дарнии, чтобы ослабить эту самую власть… Но это лишь слухи. Мы же помним, что Архипелаг — оплот империи, лорды преданы народу и лично императору, да? Только после войны от трех родов истиннокровных почти никого не осталось. Совпадение, наверное. Помнишь, в газетах писали о вероломном нападении на Архипелаг, в результате которого чуть не расторгли только-только заключенный мирный договор? Дарнийцы отрицали свою причастность, а власти империи не очень-то на ней и настаивали. Главное ведь сохранить мир, да? Жизнь одиннадцати лордов крови и десятка приближенных к ним магов — небольшая цена. А в течение года еще шесть лордов скоропостижно скончались. Из тех же родов. В одном даже глава сменился.

— Хочешь сказать, император убрал предателей?

— Это ты сказал.

— Всех?

— Полагаешь, кто-то из них засел на твоем острове и собирает силы для мести и переворота? — уточнил Руби.

— Не знаю. Размах не тот, как по мне.

— Мне тоже так кажется. Но если что-то нароешь, я подскажу, к кому обратиться. Ну и эксклюзив за мной, если пропустят.