Я настороженно посмотрела на него, лихорадочно пытаясь сообразить, в чём заключается подвох и что меня ожидает. Перебирать в уме бесчисленное количество вариантов не было никакого смысла. Палач мне непонятен и чужд, и я не имею ни малейшего представлений, что творится в голове того, кто слывёт «Чёрной смертью», самым жестоким из терраэнов. Я сложила руки на колени, чтобы не выдавать мелкую дрожь, охватившую пальцы, и как можно спокойнее поинтересовалась:

– Мне стоит благодарить тебя или уже начинать трястись от страха?

– Похоже, просто спросить, какой именно подарок тебя ожидает, ты не можешь. Пойдём, я покажу его тебе.

Палач подошёл и приглашающе протянул ладонь. «Не потерпит отказа…» – промелькнуло у меня в голове. Палач всё равно поступит так, как сочтёт нужным, не считаясь с моим желанием. Но у меня есть малейшая иллюзия того, что я добровольно положила свою руку, мгновенно утонувшую в его ладони.

Палач вывел меня из комнат и повёл к лифту, спустившись на один из нижних уровней. Солдат здесь было очень много. Я и не знала, что на «Армаде» существует такой безликий, серый сектор, больше напоминающий тюрьму. Предположение оказалось верным.

Мы остановились перед массивной дверью. Равнодушный голос поинтересовался о цели визита, но стоило Палачу лишь начать говорить, как дверь моментально распахнулась. Внутри у порога стояли двое вооруженных солдат, вытянувшихся как можно сильнее при виде Палача. Он едва удостоил их кивком и повёл меня внутрь, петляя среди одинаково узких коридоров, различимых между собой лишь цифровым кодом, отмеченным крупным шрифтом на стенах.

Палач ввёл меня в небольшое помещение, полностью пустое, лишь на противоположной стене было тёмное, огромное стекло. Дверь защелкнулась за спиной. Это и есть его подарок? Запереть меня в пустой камере? Но я начала паниковать раньше времени. Через несколько мгновений Палач вернулся и подвёл меня к стеклу.

– Прозрачность на максимально доступный уровень.

Вслед за голосом Палача поверхность стекла начала светлеть, пока не стала совсем прозрачной. Я подалась вперед от удивления. Стекло было ничем иным, как окном в соседнюю камеру. На полу у стены сидел фаэлин, опустив голову на колени. Он поднял голову и безразличным взглядом скользнул по мне, будто не замечая.

– Хиру! – вырвалось у меня против воли.

– Он не видит тебя, и не услышит, – прозвучал над ухом голос Палача. – Но мы можем не только видеть его, но и услышать при желании. Знаешь, зачем мы здесь? Через несколько минут Хиру умрёт.

Я оглянулась: Палач улыбался.

– Я всё знаю, Тайра. О твоей попытке сбежать из Сада и спрятаться у этого мелкого фаэлина, от которого разит предательством и трусостью. Он выдал тебя, даже не задумываясь, и заслужил смерть.

Я смотрела на Палача, выглядевшего таким довольным, будто ему, давно потерявшему надежду сорвать большой куш, невероятно повезло в игре. От него исходили волны самодовольства и уверенности в правильности своих действий. Во взгляде Палач явно читалось ожидание моей благодарности и одобрения за столь неожиданный подарок, преподнесённый мне.

Опасно было сейчас перечить Палачу. Он выглядел, как дикий, неприрученный фен-ри, впервые принёсший к ногам хозяина добычу с перегрызенной, окровавленной глоткой. Он выглядел ждущим похвалу. Следовало во имя благоразумия произнести хоть что-то, но… Да, именно из-за Хиру я влипла во все эти неприятности, валившиеся на меня одна за другой. Да, Хиру был самонадеянным, болтливым, эгоистичным болваном и плохим другом, бросившим меня в трудную минуту.

Но разве он заслуживал смерти? В извращённом, полном жестокости взгляде на мир Палача, Хиру, безусловно, заслуживал смерти. Я смотрела через прозрачное стекло на Хиру, которому оставалось жить считанные минуты, понимая, что не готова оборвать жизнь даже такого ничтожного фаэлина.

Но какая-то часть внутри меня упорно расталкивала в сторону жалость, сострадание и гуманность. Она пробиралась наверх, цепляясь острыми когтями за рёбра изнутри меня. Она нагло смела в сторону малейшие возражения и заняла главенствующие позиции, несмотря на все попытки затолкать это мерзкое создание обратно. Ей хотелось расплаты. Она жаждала, чтобы предатель, находящийся за стеклом, заплатил своей жизнью за все те часы унижений и боли, что уже выпали мне, и за всё то, что только ожидало меня в беспросветном будущем, окутанном плотной пеленой мрака.

Палач будто почувствовал творящееся со мной и подался вперёд, прижимаясь ко мне со спины. Он сжал руками плечи и горячо зашептал на ухо:

– Не пытайся соврать мне, Тайра. Ты тоже чувствуешь это. Ярость, злость, отвращение к гнусному предателю, нанёсшему удар в твою беззащитную спину. Именно из-за него ты оказалась в моей власти…

Его слова – яд, медленно сбегающий по коже чёрными каплями. Одурманивающий, пробуждающий во мне тёмные чувства, дремавшие до этого момента. Он проникал вглубь меня, изменяя меня. Но изменившись один раз, почувствовав его тяжёлый, горький вкус на языке, невозможно его забыть. Будто он подсказал кровожадным тварям правильный путь по закоулкам лабиринта души, и сейчас они оголтелые, почуявшие запах добычи, неслись во весь опор, оставляя позади себя почерневшие от копоти руины.

Я чувствовала их радостное, голодное предвкушение, чувствовала, что беззащитна перед их натиском. Сейчас и отныне навсегда. В любой момент. Я попыталась согнать кошмарное наваждение, дёрнувшись в руках Палача, но он держал крепко, прижимая к себе.

– Через минуту в камеру пустят умертвляющий газ. Будь моя воля, я бы подготовил для него целый аттракцион кровавых развлечений. Но ты – другое дело… Неужели тебе хочется, чтобы он умер в страшных мучениях на твоих глазах? Или ты даруешь ему более лёгкую смерть? Иного не дано…

Дыхание Палача стало тяжёлым, будто ему нравилась эта игра. Нравилась, до безумия. Мне не надо было долго думать, чтобы понять это. Палачу нравилось наблюдать за смертью, но ещё больше ему нравилось испытывать меня на прочность, наблюдая, как по маленькому кусочку откалываются части прежней меня и исчезают, будто их и не было. Страшный, опасный путь. В конце которого меня либо не станет совсем, либо я уже не узнаю себя в том чудовище, что взглянет на меня из отражения в зеркале.

– Я не хочу, чтобы он мучился.

– Не лги мне. Я чувствую твою ложь так же явно, как чувствую под пальцами твоё тело, – пальцы Палача медленно скользнули вверх и сжали шею. Несильно. Но я знала, что этот нажим будет усиливаться с каждой секундой, если только я не произнесу то, что он хочет, то, что осознала недавно с ужасающей ясностью.

– Я не хочу, чтобы лицо Хиру, перекошенное от мучений, являлось ко мне во снах.

Я выплюнула правду так поспешно, будто она могла обжечь мне глотку или язык. Легче не стало. Напротив. Правда усмехнулась мне в лицо и осталась висеть на мне тяжким грузом.

– Тяжело бывает только в первый раз. Потом привыкаешь, – шепот Палача звучал мягко, будто успокаивающе.