Льешо не понравилось, как прозвучало это «посмотрим». Хабиба не упомянул о возможности поставить его украшением к ложу его светлости или приковать его к мастерской какого-нибудь алхимика, и это значило, что он продвинулся вперед по сравнению с прошлым местом. Поэтому, приложив все усилия, юноша подавил панику с решимостью спокойно ожидать, куда приведет его следующий шаг. Между тем он обучится всему, чему хочет. Но приблизит ли это его к цели?

Хабиба позвал носильщиков и поручил им доставить Бикси в палату. Как только они стали выходить из кабинета надзирателя со своим бременем в лице будущего гладиатора, молодая особа с измазанным грязью носом и каплями пота на висках протиснулась между ними в дверной проем и небрежно поклонилась. Затем она быстренько обняла Хабибу, обвив руки вокруг его шеи. Отпустила, но вцепилась в его ладонь, окинув Льешо взглядом.

— Так, значит, вы нашли его, — взвизгнула она и усмехнулась.

Юноша уставился на нее, как если б у девушки выросла вторая голова. Кровь подступала к его щекам.

— Позвольте представить мою дочь, — сказал Хабиба. — Каду, мастер Якс. Думаю, ты уже встречала нашего нового друга.

— Да, конечно, — согласилась она. — Я поставила бы деньги на его мастерство в бою до первой крови, но в смертельной схватке предпочла бы его противника, даже если б то была моя достопочтенная тетушка Силла.

Как раб, Льешо понимал, что нет ничего необычного в резком переходе со знакомства на оценку навыков боя, но все же было неприятно. Он расправил спину, подняв подбородок в королевской манере, которую припас для унизительных ситуаций. Мастер Якс кинул ему предупреждающий взгляд, а юноша опустил глаза. Пока Льешо еще не решил, находится ли он среди друзей или врагов, поэтому было небезопасным выставлять свое естество на обозрение проницательному колдуну и его дочери. Однако мастер Якс закатил глаза, покачав головой. Слишком поздно: Хабиба все заметил и молча сделал выводы.

— Думаешь, он не опасен? — обратился колдун к дочери, будто Льешо и не было в комнате.

— Я слышу и могу говорить, — напомнил им юноша. — Если вас что-то интересует, спросите меня.

— Льешо, — начал было Якс, сурово нахмурив брови, но Хабиба поднял руку, чтобы учитель замолчал, и устремил на юношу испепеляющий взгляд, словно проникающий насквозь.

Через мгновение ничем не прикрытое изучение внутренней сути юноши скрылось за безмятежным фасадом вежливости. Он неодобрительно цыкнул и спросил:

— Тебе когда-нибудь доводилось убивать человека?

— Нет, но…

— Тогда ты не знаешь, как поведешь себя, когда представится такой случай.

— Так и она не знает…

По безмолвному указанию Хабибы мастер Якс стоял в стороне, не вмешиваясь в устную перепалку. Он скрестил руки на груди, словно чтобы не дать воли кипевшим словам, но тут не выдержал:

— Каду, конечно же, права. По крайней мере, он не станет убивать на играх. Я в этом уверен.

— Мы не готовим здесь гладиаторов, Якс, как тебе должно быть известно. Нас интересует, сможет ли он убивать в честной битве, защитить себя или же спасти жизнь своего подопечного от нападения убийц.

Льешо опять хотел напомнить, чтобы они не разговаривали словно его вовсе здесь нет, но последние слова Хабибы лишили его каких бы то ни было аргументов. Убийства по политическим причинам?

— Не думаю, что он вообще сможет убивать, — продолжила свою оценку Каду. — Тем более для защиты собственной жизни, ему ведь внушили, что она и гроша не стоит. Разве только если надо будет спасти человека… но это его сломает.

— Вы не видели, как он орудует ножом, — отметил Якс. — Он хорошо знает, как обращаться с традиционным фибским лезвием; и я подозреваю, что и в семь лет это оружие смогло быть смертельным в его руках. Не уверен, что он ни разу не убивал в своей жизни, хотя на Жемчужном острове такого, конечно же, не случалось.

— Если ему это и доводилось, то память не сохранила о том ни малейшего воспоминания, — сообщила Каду. — Во время нашей схватки я не увидела ни следа осознания возможности собственноручно заколоть меня.

Без предупреждения мастер Якс достал из ножен за спиной фибское лезвие и бросил его, нацелившись прямо в сердце юноши. Инстинктивно Льешо повернулся боком и отступил с траектории приближающегося ножа. Тем же движением он поймал летящее оружие и послал его обратно. Якс был готов к такому выпаду, но все же острие поцарапало его бицепс и вонзилось в деревянную балку стены. Не увернись Якс, нож попал бы ему в грудь, туда же, куда метил он сам.

Он зажал пальцами ранку на правой руке:

— Его тренировал Ден, но юноша попал к нам уже с рядом смертельных приемов. Насколько мне известно, ножом он только и знает, как убивать .

В ужасе Льешо уставился на кровь, капающую с плеча учителя. Ни разу за все время занятий у Дена он не ранил лезвием человека. Он чувствовал себя в такой безопасности на тренировках, что и не воспринимал их как упражнения с оружием, а обращался с ножом в фигурах чисто для молитвы, доводя навыки до совершенства. Убийства были частью гладиаторского искусства, что Льешо не принял во внимание, когда выбирал путь к свободе. Из-за такого недосмотра мастер Якс мог поплатиться жизнью. Разум юноши отказывался воспринимать очевидный факт, что брошенный учителем нож мог убить его самого. Якс оценил всю опасность своего поступка, тем не менее доверил свою жизнь юноше. И Льешо чуть ли не забрал ее.

— Мне очень жаль, — запинаясь, извинился он и прижал руку ко рту. — Меня сейчас стошнит.

— Ну уж нет! — Каду потащила его из кабинета надзирателя за угол дома, поросший всякой зеленью. — Вот теперь пожалуйста: тебя никто не увидит, к тому же ты будешь не первым, почтившим вниманием эти кусты. Хотя ты, безусловно, осквернишь этот дом. Понадобятся недели, чтобы вновь очистить его, а время стоит нам дорого.

Она разговаривала с ним как с равным, и Льешо дивился, как ему удалось вызвать ее уважение, несмотря на притворство. Он никогда не убивал, от самой мысли об этом его выворачивало в кустах, как младенца. Каду же присела рядом и трясла за руку, чтобы привлечь его внимание.

— Тут нечего стыдится. — Она кивнула головой в сторону зелени, которую он облагородил. — Я никогда не стала бы сражаться с человеком, который, едва не убив друга, сохранил бы спокойствие.

Льешо понимал, что Каду пытается утешить его, однако ее слова возымели противоположный эффект. Мастер Якс был на волосок от смерти по его вине; только знание того, что юноша способен отреагировать смертельным контрприемом, спасло ему жизнь. Льешо затрясся. Зубы застучали от судорожных сокращений челюсти, отчего он даже прикусил кончик языка.

— Нeт! — произнес он, пытаясь ослабить дрожь, не отпуская живот, угрожавший очередным приступом. — Нет, нет, нет, нет, нет!