Я не стенал, это была моя идея, но воплощалась она вот таким образом: через Москву и над Ладогой. Я уже «вошел в ритм», меньше обращал внимания на несуразицы, а больше уделял времени и усилий на правильные тактические решения. Тем более что в воздухе проблем стало гораздо меньше: связываться с нами брались немногие немцы и финны. Они быстро раскусили, что сопровождают эти эскадрильи не самые простые летчики на особых машинах. Да, пытались подловить, ударить и убежать, но трассу мы полностью радиофицировали и снабдили все машины автоответчиками. Теперь за нами стояли штурмана наведения, а «упакованный» МиГ превосходил изрядно потертые в боях «фридрихи». В общем, у «зеленой задницы» можно было рисовать снизу коричневую кучку. Что мы и сделали в середине ноября, разбросав над Саккола, теперешним Громово, такие листовки. Подействовало! Нас попытались перехватить, а мы только этого и ждали! Все было заготовлено заранее. Листовки сбросили ЛаГГи, используя специально разработанный в полку «контейнер». Моя только идея: дело в том, что в ВВС и в воздушно-десантных войсках существовал и использовался прибор АД-3У и АД-3УД, который раскрывал автоматически парашют с трехсекундной задержкой. Кто-то им пользовался, кто-то нет, в зависимости от уровня парашютной подготовки. Но я-то привык пользоваться другим прибором, не братьев Дорониных. Приборчик назывался ППК-У и его модификации. Отличался он от доронинского одним: он контролировал высоту с помощью анероида. А эти самые «анероиды» установлены на всех машинах. Это же «высотомер». В общем, в Астафьево была хорошая приборная мастерская и хорошо поставленная служба ПДС. Я пришел к капитану Алябьеву в сырую дождливую погоду конца октября, и не один, а с засургученной пробочкой бутылкой с зеленой этикеткой. Обсудили проблему, схемку, как к АД приспособить анероид, и регулировку к нему я показал. Идея Алябьеву понравилась, и через месяц мы приступили к испытаниям, в том числе раскрываемого по высоте контейнера. А Красная Армия бумаги не жалела, и «агитацией» занималась регулярно, но безуспешно. А у меня заканчивался кандидатский срок. В воздухе я пока один из лучших, а вот в «партийно-воспитательном плане» имеются провалы. Поэтому привлекли нового комиссара полка старшего политрука Омельченко. «Отбомбиться» листовками, да еще и точно, довольно сложно. Падать они не желают, их уносит ветром черте куда. А здесь, не подвергая опасности исполнителя, ну или меньше это делая, используя привычный метод, можно положить листовки точно в цель или с меньшим разбросом. «Зеленую задницу» отпечатали в типографии, получилось смачно. Звено ЛаГГов с 5000 метров сбросило им «вызов» и не спеша потащилось обратно в Борисову Гриву. Аэродромов здесь у немцев и финнов довольно много, несмотря на тяжелые местные условия: скалы, лес да болота. У нас – только два, остальные дальше от линии фронта. С трех немецких взлетело три звена, рассчитаться за «подарок». А из Выстава поднялась первая эскадрилья на МиГах. Ну, а так как «все пути ведут в Рим», то сошлись мы как раз у «неторопливого звена» ЛаГГов, ведь задача немцев и финнов была нам известна! Но мы имели лучшие позиции и работу двух локаторов в Выставе и в Борисовой Гриве. Немцы, потеряв два самолета, направились в облачность и поспешили домой. А мы, разделившись на три части, пошли за ними. Облачность рано или поздно кончается, или на определенной высоте. Мы выскочили из облаков в ста метрах от них и в непросматриваемом ими секторе, и шесть машин сразу пошли к земле. Их осталось совсем чуть-чуть: одна пара и два одиночных самолета, с которыми мы расправились не менее быстро. Развернулись и ушли в облака. Операторы доложили, что взлетело 16 машин, с тех же самых аэродромов. За это время мы переместились к Пайвиля, это теперь горнолыжный курорт под Ленинградом, Золотая Долина. И из-за облаков на лобовой атаковали поднимающуюся четверку, сбив три машины и повредив четвертую. «Подранка» не добивали, пусть поработает! Но больше на эту шутку немцы не поймались: ушли в Пёлляккяля на ледовый аэродром и несколько недель не появлялись над Ладожским озером.

Успешным действиям предшествовало то обстоятельство, что Соломоныч, преследуя цель добраться-таки до Сталинской премии, «соединил несоединимое». Добравшись до англицкого ЗиПа в основательных количествах, он «добыл» 38 корпусов от ТК-2, съездив на площадку эвакуированного завода № 24 на Соколиной Горе, и, сохраняя схему ТК-2, прикрутил ему «улитку» от «Мерлина». Место для такой установки под капотом было. ТК-2 планировался сюда, но не срослось с его выпуском, горел он, сорока часов не отрабатывал. Погоняв на земле и полностью отработав привод и управление, он нашел меня, а чего меня искать? Я всегда у себя. И мы опробовали это дело в воздухе. Получилось то, что нужно! Высотность была восстановлена, а скорость возросла до 675 км/час на высотах выше 6000. Значительно возросла приемистость машины. На ней можно стало успешно атаковать «мессера» практически на всех высотах, ну, кроме как у самой земли. Все-таки МиГ был немного тяжелее, и «мессер» по маневренности превосходил его на малых высотах. Ну, и, так получилось, что самом конце октября, по погоде, мы были вынуждены сесть в Борках, там заночевать, а это совсем было рядом с фронтом, поэтому ушли с транспортной эскадрильей дальше, и вновь погода нас отрезала от Москвы. В том месте, где мы могли уже отворачивать домой, дорогу на запад отрезал сильный снегопад. И мы сели в Куйбышеве, на взлетной площадке завода № 122. Топливо было на пределе, коробочку исполняли короткую, прямо над городом и садились Смышляевке. Ли-2 уступали нам возможность сесть, заходили южнее и садились в Безымянке. Так как погода была скверная, то обратно нас не выпускали. Москва давала сильные снегопады с дождем. Деваться некуда, и тут на пороге дома переменного состава появляется целая делегация, во главе с будущим начальником ОКБ-155 товарищем Микояном. Они же сразу определили, что мы издаем совсем другой звук, чем все те машины, которые выпустил завод № 1. А внешне – внешне самолет выглядел как МиГ-3.

Честно говоря, я даже расстроился, ну совсем нежелательная встреча. Зная кое-что о МАПе, я ожидал любых действий от двух конструкторов. Вплоть до полного запрета полетов. Но, надо отметить, что приехавшие на довольно большом автобусе товарищи были настроены совсем мирно.

Оказывается, товарищ Гуревич не поленился слетать в Свердловск, тогда как брату Микояна категорически запрещалось летать самолетами. Нашу первую переделку он видел и, более того, забрал из Свердловска и перегнал ее в Безымянку. Не сам, а с помощью ведущего испытателя капитана Прошакова. Он тоже здесь. Аккуратно начинаем разговор, в ходе которого выяснилось, что прилетевшие сейчас машины – это следующая модернизация их самолета. Главная проблема МиГа не столько в его летных качествах: по весу он был примерно равен Ме-109, разница 200–300 килограммов. Равная мощность двигателя 1350 сил, при лучшей вооруженности и большей дальности. Проблема была в приемистости и малой скороподъемности. Установка двух свободных нагнетателей убрала эти недостатки, появившийся предкрылок, а с августа 1941-го все МиГи выпускаются только с ними, и даже в линейных частях многие машины их получили, сделало машину менее строгой и более маневренной. Даже в первом варианте машина летала прекрасно и могла драться на равных с «мессерами» и превосходила их, но… Пошли упорные слухи, что ее готовятся снять с производства. А слухи на пустом месте не рождаются. Дорогу МиГу перебежал Ил-2. Что ни говори, а МиГ как штурмовик мы никогда не использовали. Даже в мозгах не шевелилось послать его против пехоты. Бомбы и ракеты нести он мог, но для подвески бомб требовалось снять крыльевые пулеметы.