– Маги – они отзывчивые, – припомнил Шемма свой небольшой опыт общения с магами. – Как речь пойдет о магии, сразу берутся помочь. Что наш колдун – старик безотказный, что Равенор – богач-богачом, а принял нас, выслушал…

– Это хорошо, – одобрил Пантур. – Ты понял, что им рассказать?

– Все понял. А теперь – пора и в путь?

– Нет, Шемма. Сначала я добьюсь согласия владычицы. Без него переговоры с магами бесполезны.

– А долго ждать?

– Недолго, если шар не восстановится. Владычица любит свой народ, а Лур отчаянно нуждается в урожае с ее плантаций. Конечно, ей будет трудно пересилить себя и дать начало смене традиций, но я верю, что ради города она пойдет и на это.

Предположение Данура не оправдалось – шар не восстановился ни к вечеру, ни в следующие дни. Пантур, постоянно посещавший плантации, видел, как они хиреют с каждым днем. Следовало опасаться уже не потери очередного урожая, а полной гибели всех растений. Хэтоб почти ежедневно требовала к себе ученого.

Шемма с нетерпением ожидал Пантура, каждый раз надеясь, что тот вернется с заветным разрешением, но ученый возвращался мрачным и не отвечал на расспросы табунщика. Страже было приказано наблюдать за поселком наверху и немедленно докладывать о любых замеченных событиях. И владычица, и Пантур по-прежнему предполагали, что исчезновение тепла шара связано с присутствием в поселке уттаков.

Догадка Хэтоб была верна – Каморра перед нападением перекрыл силу Оранжевого алтаря, чтобы жрецы храма не разогнали уттаков молниями. Заняв храм и поселок, маг решил вернуть алтарь в первоначальное состояние, но его попытка снять собственную магию оказалась неудачной. Он не упорствовал, оставив эту заботу до окончания войны, а сосредоточился на сборе и подготовке уттакских войск для дальнейшего нападения. Через несколько дней, когда у Оранжевого алтаря собрались основные силы с верховьев Иммы, он поднял их и повел на Келангу.

Рано утром стража доложила владычице, что уттаки покинули поселок.

Вызвав Пантура, Хэтоб послала его проверить, не восстановился ли Оранжевый шар, но там ничего не изменилось.

– Ох, Пантур, что же делать? – с отчаянием в голосе сказала она. – Даже если шар восстановится, я боюсь отдавать приказ вновь засевать плантации, потому что запас семян кончается. Еще одна такая беда – и мы потеряем наши высокоурожайные сорта.

– Нужно посеять там обычные семена, – посоветовал ученый. – Даже небольшая прибыль в пище необходима Луру. А что касается шара – я не раз говорил вам…

– Знаю! – перебила его Хэтоб. – Даже если бы я уступила тебе, Пантур, я не получила бы согласия моего советника. Данур против этого, а я не могу поступать не по закону без его согласия.

– Разве вы забыли, великая, что в этом случае вы имеете право собрать совет глав общин? – напомнил ей Пантур. – Если на вашей стороне окажется большинство членов совета, ваше решение будет принято.

– Но тогда, согласно закону, Данур не может оставаться моим советником, поскольку он принял ошибочное решение, – напомнила владычица. – Я попробую уговорить его, а если не получится, тогда… там посмотрим. Иди, Пантур.

Прошло два дня. Владычица не вызывала к себе Пантура, а прийти к ней первым он не мог. На третий день, вскоре после завтрака, у двери раздался стук.

– Войдите! – откликнулся Пантур. Дверная занавеска откинулась, но в комнату шагнул не слуга владычицы, как ожидали оба. Это был Данур. На лице советника явственно проступали раздражение и злость – чувства, редкие для монтарва. Он скользнул взглядом по табунщику и сказал:

– Выйдем, Пантур.

Оба вышли в коридор. Данур повел ученого в пустовавший обеденный зал.

– Я знаю, это твое влияние, Пантур, – начал он. – Владычица потеряла благоразумие, она требует от меня согласия на встречу с людьми сверху.

– Она не потеряла, а проявила благоразумие, – возразил ученый. – Она – женщина редкого ума и воли, раз решилась для спасения города отменить тысячелетние запреты.

– У нее нет такого права! – повысил голос Данур. – Любой закон может быть отменен либо с согласия советника, либо на совете глав общин. А моего согласия на эту безумную затею она никогда не получит!

– Твое мнение – еще не мнение совета глав общин, – спокойно ответил Пантур. – Она собирает совет, я не ошибся?

– Этим вечером. – В голосе советника слышалась сдержанная ярость.

– Одумайся, Пантур, останови ее! Чужаки сверху залезут в нашу жизнь, будут расхаживать по нашим залам и коридорам – даже и мысль об этом противна каждому в Луре!

– Тогда чего же ты боишься, Данур? – внимательно взглянул на него ученый. – Если это так, то совет не поддержит ее решение. Может, ты сам догадываешься, что не получишь одобрения большинства?

– Люди глупеют, когда речь заходит о миске еды. Пообещай ее – и они согласятся на все, что угодно.

– Обеспечь им миску еды, сделай их умными. Если ты этого не можешь, какое у тебя право требовать от них разделять твои предубеждения? Или ты боишься, что люди поддержат владычицу, а ты навеки перестанешь быть ее советником?

Данур вздрогнул. Ученый понял, что попал в цель.

– Вечером выяснится, кто из нас прав, – сказал он советнику.

Когда ученый вернулся, Шемма встретил его словами:

– Приходил слуга владычицы. Вечером в обеденном зале соберется совет.

– Она хочет, чтобы я присутствовал на совете? – спросил Пантур.

– Мы оба! – выпалил табунщик.

После ужина Пантур и Шемма остались в обеденном зале. Женщины с кухни протерли опустевшие столы, а затем и пол. Вскоре в зале стали появляться главы общин, чем-то похожие друг на друга – пожилые, уверенные, неторопливые.

Узнав среди них Масура, Шемма радостно приветствовал его. Табунщик не забыл угощение и заступничество главы Пятой общины.

Когда здесь собралось десятка полтора монтарвов, появился Данур.

Он прошел к сиденью, одиноко стоящему у правого края небольшой площадки в конце обеденного зала, и уселся там. На нем была одежда, переливающаяся красно-розовым, голову покрывала серебряная корона советника, отделанная драгоценностями.

– Чего это он вырядился? – шепнул Шемма Пантуру.

– Так полагается на совете, – ответил тот. – На нем парадная одежда советника. Видишь – главы общин тоже в своей лучшей одежде…

В это время в зал вошла Хэтоб. В соответствии с традициями она была облачена в торжественный наряд. В пушистых волосах владычицы поблескивала золотом корона, надетая впервые со дня торжественной коронации. Ее украшал один-единственный драгоценный камень, наполнявший комнату золотым сиянием.

Ажурная оправа позволяла видеть плоские боковые стороны камня, делавшие его похожим на треть яблока, третья сторона, обращенная вперед, закруглялась, переливаясь тысячами граней.