обеспечение одной крупной торговой сети, в душе бывший настоящим шпионом.

Я расположилась за столом, изучая информацию, по которой мне предстоит работать в ближайшую неделю, когда в дверь офиса постучали. На пороге стоял Александр.

– Мне стоит волноваться? – У него было красивое грустное лицо античной статуи.

– Только если вы не сумеете со мной рассчитаться, – ответила я. – Некоторые оперативные мероприятия по вашему делу значительно облегчили мой банковский счет.

– Надеюсь, жертвы не были напрасны? – Он расположился в кресле для посетителей.

– Ждем вестей от Гарика Вардановича. Он как раз сейчас допрашивает подозреваемого. – Выражение лица Александра сделалось жестким. – Нелегко вам пришлось?

– Как любит повторять Гарик Варданович, это издержки профессии. – Он нервно усмехнулся.

– Он прав.

– Неужели и вы были так же неумолимы на допросах? – недоверчиво спросил мужчина.

– Нет, я не так безжалостна, как Гарик. Предпочитаю действовать мягче. Знаете, старый добрый эмоциональный шантаж… Вообще, чем больше улик, тем легче допрос.

– Возьмите, – он протянул мне пачку купюр. – Привожу в порядок свои дела.

– Что ж, отказываться не буду, – сообщила я.

– Позвольте я провожу вас, – галантно попросил Александр, когда я, чувствуя, что пауза в разговоре рискует стать неловкой, начала собираться.

– Только если… – Я не успела договорить, как оказалась заключенной в объятия.

Сладостную экзекуцию прервал спасительный звонок. Я поспешила отстраниться и выйти в коридор, давая понять, что случившееся несколько преждевременно.

– Это от Алевтины Ивановны, – растерянно произнес Александр, выходя вслед за мной.

Глава 27

Голубое небо и слепящий на солнце снег – таким она запомнила тот день, когда Кирилл первый раз поцеловал ее. Было так радостно бежать ему навстречу, катиться с горки и запыхаться от счастья, угодив прямо в сугроб.

Весь мир тогда принадлежал им. «Ася», – растягивая гласные, шептал Кирилл на ухо, и внутри у нее все переворачивалось от мысли, что это для нее. Что он, красавец Кирилл, заводила и гроза целого курса, теперь ее парень. Он был добрый, ошеломительно нежный и такой родной, что сердце заходилось только от одного взгляда на него.

Она так хотела, чтобы ей снова стало тепло, но холод никак не хотел уходить. Как бы она ни куталась в свитера, мерзкий озноб не оставлял. Ася поняла, что это оттого, что некому ее согреть. Когда плакать от жалости к себе больше не было сил, девушка решила действовать.

Она хотела, чтобы вся та нежность, что сейчас переполняла ее, ушла к нему. Эта мысль показалась такой естественной и логичной, что Ася ни секунды не сомневалась в ее правильности.

Тепло распространилось сначала по рукам. Было спокойно и клонило в сон. Ася с досадой заметила, что испачкала раковину и мама наверняка будет ворчать, но сквозь обморочный морок она услышала смех Кирилла и, не задумываясь, бросилась навстречу к нему. Совсем как в тот день, когда все зимы были теплыми.

* * *

В реанимацию нас не пустили. Бледная и резко состарившаяся Алевтина Ивановна нетвердой походкой спустилась в холл.

– Что с Асей? – подхватил ее Александр.

– Ой. – Она уткнулась в платок и беззвучно всхлипнула. – Еще бы чуть-чуть…

– Она поправится? – спросила я, ощущая собственную бесполезность.

Вместо ответа женщина кивнула и снова начала плакать. Александр обнял свою несостоявшуюся родственницу, прекрасно понимая, что она сейчас чувствует.

– Я побуду с Алевтиной Ивановной, – сказал Александр, не придумав других слов для прощания.

– Конечно, – мне оставалось только согласиться.

Выйдя в промозглый день, первые несколько секунд я не знала, куда себя деть. Горе надолго выбивает из колеи, и единственный надежный способ вернуться туда – продолжать движение.

* * *

Сначала он думал, что это все – чей-то неудачный розыгрыш. Потом ему мерещилась зашедшая далеко педагогическая активность матери. Когда наутро за ним никто не пришел, Руслан вдруг осознал, что попался. Он поморщился, предчувствуя будущие родительские нотации. Ни страха, ни тем более стыда и раскаяния он не испытывал.

Как только личный досмотр был окончен, Руслан оказался в изоляторе. Там уже находилось несколько человек, жизнь которых до мельчайших подробностей отразилась на их лицах и фигуре. Руслану был хорошо знаком такой типаж. Они часто работали в отцовской мастерской, но были ненадежными и любили покачать права. Поэтому вскоре Петр Николаевич предпочел нанять мигрантов.

– Что, малой, нахулиганил? – уставился на него очень худой мужчина в растянутом свитере на голое тело. – За что тебя?

– Ни за что, – хмуро буркнул в ответ Руслан.

– Понятно, мы тут все политические, – засмеялся грузный мужчина неопределенного возраста.

– Ну-ка тихо там! – послышалось сбоку. – Петренко, тебя особо касается!

– Обижаешь, начальник, я ж в коллектив помогаю влиться, – запричитал толстяк.

Разговаривать ни с кем не хотелось. На допросе спросили, что и так было известно, раз его взяли с поличным. Один телефонный звонок отцу, никакого приветствия, только сухое: «Меня задержали. Найди адвоката». Вся его красивая схема полетела ко всем чертям. Руслан, однако, понял, что в следующий раз он попадаться не намерен. Слишком велико было его отвращение к сокамерникам. И становиться таким же социальным уродцем, коротающим свою жизнь от одного задержания до другого, он не собирался.

* * *

Тем временем кабинет Папазяна больше напоминал место боевых действий. Отсутствие ответов рано или поздно начинает нервировать даже самых стойких людей. А Папазян в разгар расследования даже близко таким не был. Когда он понимал, что заходит в тупик, с ним приключалась паника. В этот момент он готов был рвать и метать.

– Паша, что значит нет информации?! – возмущался он. – Телефонный номер есть? Есть! Время звонка есть? Есть! Почему тогда ты не можешь сказать мне имя владельца?!

– Не нервничайте так, Гарик Варданович, – почти умолял Снайпер, то и дело нервно поправляя свои окуляры. – Сказали, что оператор не российский. Нужно время для международного запроса.

– В смысле не российский? А чей? – Гарик вперился взглядом в совсем опешившего Павлика.

– Вроде бы из Таджикистана.

– Твою ж мать! – выругался Папазян и хлопнул дверью.

– Так информацию-то запрашивать, Гарик Варданович? – прокричал ему вслед бедный аналитик.

Ответ пришел сразу в виде слов, лишь отдаленно напоминающих русский язык.

Папазян был вымотан скандальными родителями Руслана и его въедливым адвокатом, которого они наняли для сына. Сам сынок тоже производил весьма неприятное впечатление. И не то чтобы Гарик вдруг оскорбился в лучших чувствах, имея дело с неприглядной стороной человеческой натуры, однако именно сегодня, когда он так рассчитывал на подвижки в деле, его ждало разочарование.

Я застала его в кабинете, нервно просматривающим материалы дела. Все в его фигуре говорило о том, что ему не нравится происходящее.