— Ты? С нами?! Что за… — она хотела сказать «что за фокусы», но, встретив ледяной взгляд дочери, растерянно опустила голову.

— Детка, — рука Златы Евгеньевны мягко легла на голову племянницы, — но ведь в июне мы все вместе едем в Пярну, у нас уже билеты куплены на пятое число.

Таня отмахнулась от руки тетки, голос ее прозвучал резко и угрюмо:

— Я не поеду в Пярну, на фиг мне! Я поеду с папой и мамой.

Наталье удалось взять себя в руки, и она изо всех сил постаралась изобразить негодование.

— Как тебе не стыдно! Почему ты таким тоном разговариваешь с тетей Златой? Я не могу тебя взять с собой, я еду не развлекаться. Не будь черствой, ты ведь знаешь, какое у нас горе — мне нужно будет побыть с тетей Халидой, помочь ей.

— Чего ей помогать? — безразличным тоном возразила Таня. — Ты ей в этом году и так все время помогала, а там у нее полно родственников — там будут ее родители и дядя Ильдерим. Он ведь брат тети Халиды, да?

Не выдержав ее сверлящего взгляда, мать, опустив голову, тихо ответила:

— Да, он ее брат. Хорошо, раз уж ты так хочешь ехать с нами…

— Подожди, Наташа, — Сергей внимательно посмотрел на дочь. — Танюша, мама очень устала в этом году, вся изнервничалась, ты ведь знаешь. Почему ты непременно хочешь именно сейчас ехать с нами? Тебе ведь самой будет интересней с Машей и мальчиками, раньше ты не возражала, когда тетя Злата предложила вам всем вместе ехать в Пярну, почему ты передумала?

— Захотела и передумала, — равнодушно ответила она ничего не выражающим голосом, — я ваша дочка, а не тети Златы и дяди Пети, я хочу летом быть с вами. Или я вам уже совсем не нужна?

Отец лишь растерянно развел руками:

— Ну, раз ты так ставишь вопрос, то…

Петр Эрнестович посмотрел на часы и поспешно поднялся:

— Дорогие мои, давайте, мы это подробно обсудим позже, а теперь нам с Танюшкой пора ехать. Сережка, сегодня в два после обеда ученый совет, не опаздывай, а то мне уже на тебя жаловались.

— Мне обязательно там быть?

— Обязательно — твой аспирант Дегтярев доклад делает, ты не забыл? Меня на совете не будет, я занят, а ты потом сразу же зайди ко мне в кабинет — срочный разговор.

— Ладно, — буркнул Сергей, довольный тем, что можно отложить разговор с дочерью, — постараюсь быть вовремя.

Все равно он опоздал — как всегда заговорился в столовой с бывшим однокурсником, который ныне заведовал биохимической лабораторией. Вошел в зал, когда ушастенький Денис Дегтярев уже заканчивал свой доклад, бочком пробрался на свободный стул и, едва дослушав следующего аспиранта, направился в кабинет брата.

— Прибыл в ваше распоряжение, гражданин начальник.

— Я сразу беру быка за рога, Сережа, — торопливо сказал тот, отрываясь от бумаг, — в связи с характером твоей работы у тебя появилась возможность без очереди вступить в партию. Ты как?

— Спасибо, — буркнул Сергей, неловко отводя глаза, — пока не чувствую себя достойным.

— Зря.

— Буду равняться на вас, товарищ директор, как на главного коммуниста нашей семьи.

— Пойми, Сережа, не вступив в партию, ты не сможешь занимать руководящих должностей, тебя всегда будут отодвигать на второй план. Я тоже не сразу это понял.

— Спасибо, учту.

— Ты еще не до конца все учитываешь. У нас все возможно — тебя могут, например, отстранить от руководства темой bacteria sapiens и назначить члена партии.

— Отстранить?! Меня?! Доктора наук, профессора, отстранить от темы, над которой, к тому же, работают три моих аспиранта?! Ладно, очень хорошо — я устал, как собака, возьму положенный Конституцией отпуск и вместо Дагестана поеду на Черное море. Дай-ка мне лист бумаги — я прямо сейчас накатаю заявление.

— Ты все сказал? — устало спросил старший брат. — Я могу продолжать? А то мне некогда.

— Продолжайте, Петр Эрнестович, я слушаю.

— Итак, один вопрос обсудили, переходим ко второму. Представь список твоей группы — поскольку тема перешла в разряд закрытых, ребятам нужно оформлять допуск.

— Еще новое дело. Ладно, представлю.

— И последнее. С главврачом Натальи я договорился, ей предоставят на лето отпуск за свой счет — не обеднеем, я думаю, без ее зарплаты. Раз она согласна поехать вместе с тобой, то и прекрасно, а Танюшка тоже пусть едет, если она так хочет, проведете лето в совхозе — свежий воздух и прочее. Тебе, кстати, понравилось, как под Киевом оборудованы помещения жилого сектора для сотрудников научной группы? В совхозе в новом общежитии такая же планировка.

— Экстра класс, — хмыкнул Сергей, — в комнатах немного тесновато, правда, а в остальном — настоящий коммунизм. Два туалета с унитазами и душевая с тремя кабинками на всех сотрудников — почти рай! Ладно, Петька, мы начинаем паковать чемоданы, я пошел, спасибо за все.

Петр Эрнестович кивнул, вновь уткнулся в бумаги и, не поднимая глаз, буркнул уже в спину выходившему из кабинета младшему брату:

— Пожалуйста. Аду послезавтра не забудь на вокзал отвезти. У меня голова отдел трещит, я уже не стану тебе напоминать.

Профессор Муромцева привыкла к тому напряженному вниманию, с которым ей внимала любая аудитория — студенты во время лекций, ученые на симпозиуме или просто вольнослушатели. Однако мозг человеческий устает от избытка поглощаемой информации, она это прекрасно знала, поэтому иногда позволяла себе делать небольшие отступления. Вот и теперь, увидев, что у усердно строчащих в своих тетрадях аспирантов и студентов начинают мутнеть глаза, Ада Эрнестовна слегка смягчилась и отложила мел в сторону.

— Ладно, отвлечемся на минутку, я покажу вам систему знаков, а вы постарайтесь отгадать, что это такое.

Кудрявая лаборантка включила проектор, и на экране появились странно расположенные иероглифы. Немедленно вырос лес рук — студенты и аспиранты стремились блеснуть своей эрудицией:

— Демотическая иероглифика!

— Сдурел? Явно же аккадская клинопись!

— Ну и что ж, что клинопись, это письма Митанни, сто процентов!

Худенький паренек в очках вскинул руку и, слегка заикаясь, произнес:

— А м-мне кажется, что п-письмена имеют в-внеземное происхождение!

Его щеки при этом вспыхнули, потому что он знал, что немедленно станет объектом насмешек своих товарищей. Шуточки действительно не замедлили посыпаться со всех сторон:

— Ну, даешь, Мстиславский! Гений!

— Это тебе марсианка любовное письмо прислала, Сашулечка, — кокетливо взмахнув ресницами в сторону смущенного паренька, проворковала хорошенькая пятикурсница.

От этого ее взгляда пунцовый румянец окрасил не только лицо паренька, но разлился во всю ширь, охватив его уши и шею. Однако Ада Эрнестовна, выпрямившись, вновь взяла мел, и зал мгновенно стих.