— Если мы его разгромим, а не он нас, — с присущим ему оптимизмом заметил Фракс, внимательно, от фланга до фланга, окинув взглядом строй атакующих дромонов. — У них очень много кораблей, и я не вижу ни малейшего признака…

Не успел он договорить, как дромон, устремившийся в атаку на флагман, произвел выстрел из катапульты. Громадный дротик, в половину человеческого роста длиной, просвистев точно посередине между Фраксом и Маниакисом, с шумным всплеском упал в море. Команда, обслуживавшая метательное устройство, тут же вложила в него новый дротик и принялась лихорадочно крутить ворот, сгибавший плечи гигантского лука, чтобы подготовить его к новому выстрелу.

— Пожалуй, странноватый способ продемонстрировать намерение сдаться без боя, — пробормотал Маниакис.

Фракс не удостоил такое замечательное изречение ответом, сказал только:

— Прошу прощения, величайший, но я вынужден контратаковать! — и побежал на корму, откуда рулевые и командир гребцов могли лучше слышать его команды, четкое исполнение коих должно было привести флагман к победе или на дно морское, или превратить его в щепки, которые послужат отличной растопкой для рыбацких костров.

Маниакис прежде никогда не размышлял о морских сражениях. Когда он участвовал в военном походе по западным провинциям, корабли иногда доставляли припасы и пополнение в порты Видессии, благодаря чему они попадали в армию гораздо быстрее, чем по суше. На Калаврии был небольшой флот для защиты от северных пиратов, но с тех пор, как Маниакисы прибыли на остров, этот флот ни разу не подвергался настоящим испытаниям. Так или иначе, но ему пока не доводилось оказаться на борту судна, ведущего боевые действия.

Морское сражение оказалось внушающим благоговение театральным действием. Прежде всего, в отличие от сухопутного боя, поражала логичность происходящего. Катапульты с больших дромонов метали огромные дротики. Лучники стреляли, едва неприятельское судно попадало в пределы досягаемости. Вдобавок отсутствовала привычная мешанина громких воплей и стонов раненых, неизбежная при любых столкновениях с участием кавалерии или пехоты. Крики были слышны и здесь, да, но люди кричали от страха или возбуждения, а не от смертной муки.

Немного погодя Маниакис понял, в чем дело. Здесь бился не воин против воина, как на суше, а корабль против корабля. Маниакис издал торжествующий крик, когда один из его дромонов протаранил вражеское судно, а затем, сделав несколько гребков назад, позволил пенящейся воде хлынуть в громадную дыру, пробитую бронзовым бивнем.

Вот теперь он услышал знакомые отчаянные вопли. Часть врагов попадала в воду и начала тонуть — не все они, даже не большинство, умели плавать. Кое-кто из гребцов хватал свое весло и прыгал за борт, остальные устроили настоящее сражение с матросами и офицерами за места в корабельных шлюпках. Это поразило Маниакиса, ибо схватка оказалась куда более свирепой, чем то большое сражение, частью которого она была.

Катапульта с одного из дромонов Генесия метнула вместо дротика большущий горшок, за которым стелился дымный след. Горшок разбился о палубу галеры с Ключа. Горючая смесь из минерального масла, смолы и серы подожгла дощатый настил; сбросить горшок в воду не удалось. Люди с криками отчаяния попрыгали за борт: утонуть все же лучше, чем сгореть заживо. Жирный черный дым поднимался над пляшущими языками пламени, быстро пожиравшего дромон.

Горшок с жидким огнем с другого неприятельского судна едва не угодил в корабль с Калаврии. Маниакис, заметив этот промах, вознес благодарственную молитву. Но при ударе о воду горшок разбился; огонь, растекаясь по поверхности, добрался до плававших в море людей. Так что теперь они горели и тонули одновременно.

Лишь немногие калаврийские корабли могли метать огонь столь устрашающим образом: провинциальным флотилиям редко доверяли пользоваться горючей смесью, чтобы ее секрет не попал в руки пиратов или кочевников. Но дромоны с Ключа отвечали кораблям Генесия огненным ужасом на огненный ужас.

— Каждый горящий корабль — это еще одно судно, которое уже никогда нельзя будет использовать против Макурана или Кубрата! — простонал Маниакис.

— Если сгорит слишком много кораблей, сражающихся за нас, — сказал стоящий рядом с ним Курикий, — нас уже никогда не будут заботить ни Кубрат, ни Макуран.

Достаточно было взглянуть на казначея, чтобы стало ясно: он предпочел бы оказаться сейчас где угодно, лишь бы не на палубе галеры, в самой гуще морского сражения. Но поскольку выбора не было, он прилагал гигантские усилия, дабы сохранить бодрость на челе, невзирая на одолевающие его приступы тошноты. Маниакис восхищался им.

Просмоленная палуба дромона и для Маниакиса вовсе не была излюбленным местом времяпрепровождения. Он вглядывался в происходящее, пытаясь понять, кто побеждает. В сухопутном сражении, несмотря на вздымающиеся клубы пыли, понять это было легко. По крикам соратников и врагов даже слепой мог судить о том, кто выигрывает бой, а кого вскоре ждет поражение.

Здесь не было пыли, но линия битвы растянулась гораздо сильнее, чем в любом сухопутном сражении, а корабли настолько смешались, что Маниакис не всегда понимал, на каком из них кричат в предвкушении победы, а на каком вопят от ужаса.

Устав непрерывно обегать глазами корабли, он бросил взгляд вперед, в сторону Видесса. Ему показалось, что храмы и дворцы стали ближе. Насколько он мог судить, его флот понемногу продвигался к цели.

Он прошел на корму и спросил Фракса:

— Мы их тесним. Значит ли это, что мы побеждаем?

— Во всяком случае, не проигрываем, — рассеянно ответил тот, настороженно посматривая по сторонам. — Два румба лево на борт! — крикнул он рулевому, и дромон начал поворот, нацеливаясь на одну из галер Генесия. Оттуда последовал залп лучников, сразивший на «Возрождающем» сразу двух гребцов. Ритм гребли нарушился, и «Возрождающий» замедлил ход, что позволило неприятелю избежать удара.

Невдалеке от флагмана неприятельский дромон протаранил один из кораблей Маниакиса. Но когда нападавшее судно попыталось отгрести назад, оказалось, что его нос накрепко застрял. Моряки и гребцы с галеры Маниакиса, вооруженные чем попало: ножами, свайками, еще каким-то самодельным оружием, — быстро вскарабкались на дромон Генесия и вступили в схватку с командой.

Увидеть, чем она закончилась, Маниакис не успел: обзор закрыл какой-то большой военный корабль.

— Туда! Смотри туда, величайший! — вдруг заорал Фракс прямо в ухо Маниакису, да так громко, что тот даже подпрыгнул от неожиданности. Капитан указывал куда-то за левый борт. — Там наши корабли, целая флотилия! Они прорвались и, похоже, направляются к дворцовой гавани!

Маниакис последовал взглядом за указующим перстом Фракса. В самом деле, десятка два дромонов обошли врага с фланга и теперь стремительно неслись к столице, оставляя на поверхности воды широкий пенный след, поскольку командиры гребцов потребовали — и получили — от своих людей все, на что те были способны. Ослабленные расстоянием, с удалявшихся кораблей до «Возрождающего» все же долетали торжествующие крики.