– Марво убил отца.

– Очевидно, решил, что ловушка захлопнулась и твой отец ему больше не нужен. Или убил в наказание за твое участие в операции. В качестве предупреждения.

Грейс покачала головой.

– Нет.

– Да.

– Если это правда, почему Килмер мне ничего не сказал?

– Он сказал, что твой отец предупредил Марво. Это случилось в ту ночь, когда убили твоего отца. Или ему следовало подробно объяснить, каким подонком был твой папаша, и представить доказательства? Ты любила отца. Верила ему. Он был единственным близким тебе человеком во всем мире. Наверно, Килмер собирался поговорить с тобой потом, но никакого потом не было. Ты сбежала. Килмер узнал, что Марво за тобой охотится, и ему нужно было найти способ тебя защитить. Затем Норт сообщил ему о твоей беременности. Это решило дело. Он не мог быть рядом, чтобы тебя защитить, и не хотел лишать тебя хотя бы минимального комфорта.

– Отец меня любил, – голос у Грейс дрожал. – Он меня любил, Донован.

– Вероятно. В мире много странных разновидностей любви. Любил, но недостаточно сильно, чтобы уберечь тебя от Марво, если на этом можно было заработать. Я там был, Грейс. Тебя подставили. – Донован посмотрел ей в глаза. – Ты знаешь, что я не лгу. В память о той ночи у меня на левом бедре остался шрам. Хочешь взглянуть?

Она покачала головой.

– Ты мне не веришь?

– Не знаю. Господи, я не хочу тебе верить, Донован.

Он кивнул.

– Веришь. Готов поклясться, в глубине души ты сама знаешь, что Стиллер нас предал. Просто не можешь признаться в этом самой себе. А теперь придется. Примирись с этим. – Он закрыл глаза. – А сейчас мне нужно отдохнуть и отогнать этот тромб, чтобы я мог еще раз использовать его как средство для шантажа. Думаешь, с Килмером сработает?

– Нет.

– Кто знает. Он не такой бесчувственный, как ты думаешь… – Донован открыл глаза. – Это правда, Грейс. Бог свидетель, каждое мое слово – правда. А теперь скажи, что ты веришь мне.

– Не могу, – прошептала она.

– Скажи.

– Не буду. – К глазам подступили слезы. – Мне больно.

– Скажи.

– Ладно, черт бы тебя побрал. Верю. – Слезы побежали у нее по щекам. – Доволен?

– Да. – Он снова закрыл глаза. – Уходи. Ничто так не огорчает мужчину, как вид плачущей женщины. Но пусть мне будет хуже. Я хочу познакомиться с твоей дочерью, Грейс. Ты разрешишь ей меня навестить?

Не ответив, Грейс направилась к двери.

– Мы с ней подружимся. Не впутывай ее во все это.

– Не буду. – Грейс открыла дверь. – Приведу ее вечером. – Она прижалась лбом к косяку. – И я не… злюсь на тебя. Ты поступил так, как считал правильным. Мне просто больно. Но Фрэнки нужны друзья.

– Килмер мог бы стать ей хорошим другом.

– Прекрати, Донован.

– Просто я подумал, нужно ковать железо, пока горячо.

– Слишком горячо – можно сгореть заживо.

Захлопнув за собой дверь, Грейс остановилась, пытаясь взять себя в руки. Вытерла глаза, несколько раз глубоко вздохнула. Она просто не в состоянии спуститься к завтраку и посмотреть в глаза Фрэнки. Хотела утешить Донована, а расстроилась сама.

Боже, как ей плохо. Неужели Донован прав? Неужели она и правда знала, что отец их предал, и просто отказывалась это признавать? Не хотела терять единственного человека в мире, который ее любил и которому она верила? Неужели она так слаба?

Правда.

Подумай об этом. И примирись, как посоветовал Донован.

Спуститься в кухню. Позавтракать. Не показывать Фрэнки, что расстроена. Уединиться, как только представится возможность, и привести мысли в порядок. В данный момент эта задача кажется невыполнимой. Она вся дрожит и никак не может остановить текущие по щекам слезы.

Грейс заставила себя улыбнуться и принялась спускаться по лестнице.

Фрэнки не должна знать…

Фрэнки сидела на верхней планке ограды загона, не сводя взгляда с гор. Она ждала.

Килмер понаблюдал за ней несколько секунд, затем спустился с крыльца и пересек двор.

– Что ты здесь делаешь?

– Ничего.

– Не возражаешь, если я присоединюсь? – Он забрался на ограду. – Давненько не приходилось этим заниматься. Хочу понять, может, зря.

Фрэнки улыбнулась.

– Это очень скучно.

– Я так и подумал. Зачем же ты тут сидишь?

Девочка ответила не сразу:

– Мамы давно нет. Я хотела дождаться ее возвращения.

Он напрягся.

– Давно?

– Уже часа два. Она поехала верхом на Самсоне и еще не вернулась.

– Ты видела, как она уезжала?

Девочка кивнула.

– Мама выглядела… как-то странно. Я волнуюсь.

– Странно?

Фрэнки пожала плечами.

– Вроде того. – Она нахмурилась. – Мама всегда такая, когда простужена или у нее болит голова, а она не хочет меня расстраивать.

– Думаешь, она страдает?

– Не знаю. И волнуюсь.

– Скорее всего, с ней все хорошо. – Килмер помолчал. – Хочешь, я поеду за ней?

– Ей это не понравится. Она не хочет, чтобы я за нее переживала. Поэтому я не взяла Цыганку и не стала ее искать.

– Но мне-то не стоит переживать из-за того, что твоя мама обо мне подумает. Она и так почти всегда на меня сердится. Поэтому я попрошу у тебя Цыганку и найду маму. Ладно?

Фрэнки с облегчением кивнула.

– Я думаю, с ней ничего не могло случиться. Лошадь никогда еще не сбрасывала ее, а Самсон ее любит. Просто…

– Она была какая-то напряженная. – Килмер соскочил с забора. – Когда мама вернется, ты успокоишься. – Он пошел к конюшне. – В какую сторону она поехала?

Девочка махнула рукой в западном направлении.

– К горам.

– Мои ребята патрулируют горы, Фрэнки. Если бы с ней что-то случилось, мы бы уже знали. Но я на всякий случай проверю.

– Ты ей не скажешь, что я за нее переживала?

– Обещать не стану. Иногда приятно узнать, что кто-то тебя любит и волнуется за тебя. Наверное, твоей маме грустно после смерти вашего друга Чарли. Может, сегодня ей особенно не по себе. – Килмер улыбнулся. – В любом случае мы ее спросим, а потом постараемся это исправить. Это лучше. Гораздо лучше, чем просто не обращать внимания. Может, вернешься в дом и позанимаешься музыкой, пока я не вернусь? Мне кажется, когда мама вернется, ей будет приятнее услышать музыку, чем увидеть тебя верхом на ограде.