Пятидесятилетний холостяк и обладатель баснословного состояния, Кан тем не менее не только не выставлял напоказ, но и тщательно скрывал все, что касалось его личной жизни. Большую часть свободного времени он проводил в своем поместье на Кьёдондо — покрытом горами и пышной растительностью живописном островке близ устья Хангана на западном побережье Кореи. Если верить немногим счастливчикам, удостоившимся чести посетить магната в его островной резиденции, Кан на досуге занимался в основном своими конюшнями, где выращивал чистокровных лошадей австрийской породы, и оттачиванием своего мастерства на полях для гольфа.

Но была в его жизни тайна, охранявшаяся куда более тщательно, чем сравнительно невинные пристрастия вроде гольфа, коневодства и даже не совсем законного присвоения чужих предприятий. Тайна, раскрытие которой повергло бы в шок самых прожженных дельцов и самых бессовестных и продажных чиновников из числа тех, кто мнил себя деловыми партнерами и политическими покровителями миллиардера. В течение двадцати пяти лет Дэ Юн Кан был агентом влияния Корейской Народно-Демократической Республики, более известной остальному миру под названием Северная Корея.

Кан родился в провинции Хванхэ вскоре после окончания корейской войны. В трехлетнем возрасте он потерял родителей, погибших в железнодорожной катастрофе, в которой, как водится, обвинили южнокорейских диверсантов. Малыша усыновил дядя по материнской линии — один из основателей Трудовой партии Кореи, созданной в 1945 году. В годы Второй мировой дядя сражался против японцев в составе партизанских бригад, базировавшихся на территории Советского Союза и возглавляемых Ким Ир Сеном. Когда тот пришел к власти, старый друг и соратник не был забыт и получил свой кусок пирога. Последовательно занимая ряд ответственных провинциальных постов, он постепенно поднялся до правительственных сфер и стал членом Центрального комитета партии — высшего органа власти, контролирующего всё и вся в стране.

Благодаря возвышению приемного отца, воспитанный с малых лет в духе коммунистических и псевдодемократических идей и принципов, провозглашаемых программой ТПК, Кан получил самое лучшее образование, какое только можно было получить в государственных средних и высших учебных заведениях. Заметно выделяясь среди сверстников своими способностями, он блестяще закончил университет и — опять же с дядиной подачи — прошел курс обучения в спецшколе внешней разведки.

Хладнокровный, хитрый, безжалостный, обладающий ярко выраженными задатками прирожденного лидера и острым аналитическим умом, молодой, но подающий большие надежды агент в возрасте двадцати двух лет был переправлен в Южную Корею, где успешно легализовался и начал делать карьеру. Нанявшись простым рабочим в строительную компанию, он пустил в ход врожденные и приобретенные навыки и в короткий срок дослужился до бригадира. Затем организовал ряд «несчастных случаев», жертвами которых стали президент компании и несколько руководителей пониже рангом. Остальное было делом техники. Поддельные доверенности на право управления и распоряжения собственностью покойных менеджеров позволили Кану сосредоточить в своих руках единоличный контроль над фирмой всего через два года после внедрения. Тщательно разработанные инструкции и регулярные финансовые вливания из Пхеньяна помогли молодому предпринимателю с коммунистическим мировоззрением совершить тот стремительный взлет, о котором уже упоминалось. Нахапал он много, очень много, но хапал не без разбора, учитывая, прежде всего, интересы своих северокорейских хозяев. Приобретенные Каном прочные позиции в сфере производства и эксплуатации телекоммуникационных линий открыли ему доступ к западным технологиям и системам связи. В Министерстве обороны и Генштабе КНДР по достоинству оценили это достижение. Тайно производимые на его предприятиях микрочипы предназначались для электронной начинки северокорейских ракет ближнего радиуса действия. Принадлежащий «Кан энтерпрайзиз» грузовой флот с одинаковым успехом занимался как легальными, так и контрабандными перевозками, исправно пополняя арсеналы северян новейшими оборонными технологиями и образцами оружия. Большую часть получаемой прибыли Кан честно отправлял на родину в виде контрабандных поставок оружия, стратегического сырья и тех же технологий, а оставшиеся деньги шли на подкуп политиков и чиновников, распределяющих государственные контракты, и удушение рискнувших бросить ему вызов конкурентов. Но баснословное богатство, роскошные яхты, великолепные дворцы и лидирующее положение «Кан энтерпрайзиз» в южнокорейской экономике были лишь второстепенными вехами на пути достижения ГЛАВНОЙ цели, намеченной много лет назад в Пхеньяне его шефами и наставниками. В двух словах поставленная перед ним задача заключалась во всемерном содействии процессу объединения Северной и Южной Кореи, но непременно на выдвинутых КНДР условиях.

* * *

Изящный корпус яхты с приглушенными двигателями беззвучно втянулся в узкий проход, ведущий в потаенную бухту в глубине острова. Выйдя из горловины, «Бенетти» увеличила ход и помчалась стрелой по спокойной глади лагуны к желтеющему на противоположном берегу плавучему доку. Подведя к нему судно почти вплотную и одновременно сбросив газ, рулевой заложил крутой вираж и впритирку пришвартовал яхту к высокому деревянному причалу. Двое в черной униформе подхватили носовые и кормовые чалки, не дожидаясь окончательной остановки. Они обмотали концы вокруг швартовочных кнехтов и сноровисто выкатили на причал сходни на платформе; верхняя ступенька передвижного трапа сошлась вровень с кромкой борта.

Распахнулась дверь, и на палубу вышли трое мужчин с серыми землистыми лицами, одетые в одинаковые темно-синие деловые костюмы. Они гуськом сошли по сходням на пирс, почтительно косясь на величественный замок, венчавший одну из прибрежных скал, что вертикальной стеной возвышалась над берегом лагуны. Колоссальных размеров здание окружали толстые каменные стены, органично сливающиеся с гранитным основанием и словно вырастающие из него. Именно они придавали ему облик европейской феодальной крепости, но при ближайшем рассмотрении в архитектурном стиле и дизайне постройки легко обнаруживались азиатские корни. Замковый комплекс размещался на высоте двухсот футов над уровнем моря, а вела к нему довольно крутая лестница из вырубленных в камне ступеней. Трое новоприбывших не преминули также обратить внимание на двенадцатифутовую стену, начинающуюся от самой воды и надежно перекрывающую все подходы со стороны суши к лестнице и дебаркадеру. Очевидно, владелец здешних угодий не жалел ни сил, ни денег для обеспечения безопасности. Молчаливый охранник с автоматом на плече служил лишним тому подтверждением.

Сойдя на берег, люди в синих костюмах уверенно зашагали в дальний конец причала; почти в тот же миг отворилась дверь деревянной будки, и навстречу гостям вышел сам хозяин, чтобы лично их приветствовать. Никто не решился бы оспаривать непреложный факт, что выглядел Дэ Юн Кан не только весьма импозантно, но и более чем внушительно. Шести футов ростом и около двухсот фунтов[18]весом, по корейским меркам он считался очень крупным мужчиной. Но самыми примечательными в его внешности были жесткое, волевое лицо и колючий, пронизывающий взгляд. Казалось, он мог проткнуть им человека насквозь, а при определенных обстоятельствах и вовсе разрезать пополам. Широкая, располагающая улыбка — насквозь фальшивая, но внешне убедительная благодаря постоянным тренировкам перед зеркалом, — не раз помогала ему преодолеть барьер подозрительности и завоевать доверие собеседника. В то же время во всем его облике и манере поведения постоянно ощущался холодок высокомерной отчужденности и снисходительного презрения к окружающим. На всех, кто попадал в круг его общения, Кан производил впечатление человека, привыкшего к власти и умеющего без колебаний применить ее в случае необходимости.