Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Угадайте — чей это первый локон? — играя, спрашивала Соня.
— Лизы. Не угадала? Твой?
— Андрея. В детстве он был светлее.
— В детстве, наверное, он был премилым ребеночком?
— Да, но очень упрямым, — пояснила Соня. — А кого вы хотите первым — девочку или мальчика?
— Девочку, — улыбнулась Наташа.
— Мальчика, — поправил ее Андрей, с умилением наблюдавший от двери эту сцену.
— Девочку! — поддержала Наташу Соня.
— Вот выйдешь замуж, тогда и командуй! — шутливо нахмурился Андрей.
— Вот и выйду! — воскликнула Соня. — И прежде тебя!
— А вот это ты хватила, сестренка! — Андрей по-учительски погрозил ей пальцем. — Лучше проведай Лизу, она опять плакала.
— И почему я не могу быть там, где все хорошо? Почему меня обязательно надо отправлять на выручку к несчастным?
— Потому.., потому… — Андрей не нашелся, что ответить сестре.
— Не надо ничего придумывать, — надулась Соня. — Лучше бы ты честно признался, что хочешь быть с невестой наедине.
— Устами младенца… — рассмеялся Андрей.
— Он все время меня дразнит! — шутливо пожаловалась Наташе Соня.
— Но это любя, сестрица, — ласково сказал Андрей.
— Так я тебе и поверила! Наташу ты тоже любишь, но никогда над ней не подшучиваешь!
— Подожди, вот поженимся… — Андрей сделал многозначительную паузу.
Соня фыркнула и ушла, демонстративно закрыв за собою двери.
— Странно, — мягко сказал Андрей, обращаясь к Наташе, — мне кажется, что мы уже женаты, женаты давно и бесконечно счастливы.
— Я чувствую то же самое, — кивнула она. — Но, знаешь, это меня совсем не пугает.
— А почему счастье должно пугать? — удивился ее настроению Андрей.
— Не знаю, — тихо ответила Наташа, — и не пойму, что чувствую. Как будто ты собираешься покинуть меня…
— Но я действительно намерен уехать… Нет-нет! Не волнуйся! Я решил отправиться ко двору, чтобы лично просить императора о снисхождении для Лизы. Жаль, что отец еще не совсем здоров, пока он не готов перенести столь утомительную поездку. Да и я не хотел бы оставлять маменьку только на твое попечение, а Соня еще маленькая, она не в счет.
— А как же Лиза?
— Она поедет со мной. Быть может, ей удастся развеяться, и эта поездка принесет ей счастье.
— Как скоро ты вернешься?
— Так скоро, как ты этого захочешь. Тебе надо только посильнее позвать меня, и я тотчас прилечу на твой зов.
— Нет, не спеши, — Наташа обняла его, — помоги Лизе. Ты прав, нам трудно будет чувствовать себя счастливыми, когда твоя сестра лишена простых человеческих радостей.
— Ты у меня такая добрая…
* * *
— «Милая Анна! Я живу в доме, в котором все еще звучит ваш голос, и, каждый раз отворяя двери в библиотеку, я надеюсь увидеть вас у окна с излюбленным букетом полевых цветов!» А вы настоящий поэт, барон! Сколько лирики, сколько чувства! А еще говорите, что равнодушны к ней! — насмешливо сказала Ольга, размахивая перед лицом Корфа письмом, которое он не успел дописать в то утро.
— Вас не учили, что рыться в чужих бумагах и читать чужие письма нехорошо?! — закричал Владимир, бросаясь к пей, чтобы выхватить из рук Ольги заветный листочек.
— Оно само упало мне под ноги, и я не смогла перебороть любопытство, — , хищно улыбнулась Ольга, отбегая в другой угол библиотеки. — Впрочем, я нисколько не стесняюсь своего дурного поступка. Вы обманывали меня! Ваша любовь к Анне не исчезла!
— Мои чувства вас не касаются! — Владимир, наконец, настиг Калиновскую и отнял письмо.
— Так же, как и вас — мои! — воскликнула она, растирая запястье, онемевшее после железной хватки Корфа. — Я собираюсь увидеться с Александром и уезжаю в Петербург! Завтра же!
— А если эта встреча разочарует вас? Опять попытаетесь сделать то, что сегодня не получилось? — криво усмехнулся Корф.
— Не беспокойтесь! — Ольга высокомерно взглянула на него. — Я выберу для этого другое место — не ваш дом и не вашу землю.
— Отчего же — милости просим! — шутовски поклонился ей Владимир. — Буду рад вам помочь и устрою роскошные похороны!
— Буду счастлива доставить вам побольше хлопот!
— Довольно! — вдруг рассердился Корф. — Хорошо, вы отправитесь в Петербург, и я поеду с вами.
— Боитесь, что без разносолов вашей кухарки Анна умрет там с голоду?
— О чем вы?
— Не стоит лгать мне, барон! — голос Ольги даже зазвенел от возмущения. — Вы — такой же, как и я! Вас гонит в Петербург та лее причина, что не дает спокойно спать и мне.
— Не понимаю, о чем вы… — смутился Корф.
— О том, что ни вы, ни я не думаем ни о ком, кроме себя, и никакие другие чувства, кроме собственных, нас не волнуют.
— Вы сошли с ума!
— Нет-нет, вам правится мучаться, — азартно доказывала ему Ольга. — Вы — воин, вам скучно без борьбы. А сейчас линия фронта переместилась в Петербург. Вот вас и тянет на передовую!
— Однако последствия этой войны для каждого из нас могут быть разными.
— Не поверю, что вы готовы к поражению.
— Поражение ожидает вас! — тон Корфа стал почти судейским.
— Нет-нет, я не сомневаюсь в чувствах Александра. А вот вы… — самодовольно улыбнулась Ольга. — Вы можете только надеяться на взаимность Анны.
— По крайней мере, за это мне не грозит арест и ссылка в Польшу.
— Слывете ловеласом и совершенно не знаете женщин!
— Эти слухи явно преувеличены, — нахмурился Корф.
— Так докажите это! Помогите мне! Помогите себе! — Ольга не выдержала и принялась размахивать руками, как будто взывала к Небесам.
— Один раз я уже рисковал ради вас жизнью…
— Жаль. Я могла бы помочь вам сблизиться с Анной.
— Каким же образом? — растерялся Владимир.
— Ревность, — вкрадчивым тоном сказала Ольга. — Ревность — великий двигатель любви. Обратите на меня внимание, а я вам подыграю. Анна подумает, что у нас роман. Станет ревновать и проявит к вам свои настоящие чувства.
— Я — весьма посредственный актер.
— Любовь творит чудеса.
— И каковы же ваши условия? — после непродолжительной паузы выдохнул Корф.
Ольга подошла к нему и зашептала, почти касаясь губами его лица.
— Вы должны оказать мне услугу…
Дни, прошедшие с момента удаления от двора княжны Репниной, отправленной в имение к своему жениху, принцесса Мария провела в усердных попытках занять хотя бы чем-то ту пустоту, что образовалась в ее душе с отъездом Наташи, успевшей легко и незаметно за столь короткое время стать ей и подругой, и покровительницей. Мария с тоской вспоминала непринужденность и сердечность своей первой русской фрейлины, помогавшей принцессе во всем — от выбора платья до тонкостей русской речи.