Зачем выродок выбрал его, самого молодого, чтобы увезти с собой? Зачем так печётся о здоровье льешей?

Если ударить его чем-нибудь тяжёлым по затылку...

Но сзади постоянно наблюдает робот.

— Я услышал слово, — заговорил выродок созвучно беспокойным мыслям Муа. — Что значит «крошилка мяса»?

— Так говорят льеши, — Муа испытал невольный спазм ужаса. — Они невежественны, верят во всякую чушь. Слушать их — себя не уважать. Наверное, эту глупость вам сказала Эну?

— Нет, Шук. Он говорил во сне.

— Он и так-то глуп, а после лекарств — вчетверо. Тем более во сне! У него в голове каша.

— Как знать. Он часто повторял это слово. И оно как-то связано с детьми. Разъясни-ка, в чём тут суть. Мне интересно.

— Ну... — Перед Муа калейдоскопом понеслись кошмары — врачи в розовых комбинезонах, толстые иглы лимфатического отсоса, кожа в охлаждающих контейнерах. Ему интересно!.. а кому-то, может, сердце режет и до нервов достаёт! Выискался, провались ты с головой, любитель лёгкой болтовни! Измывается он, что ли?!..

— ...просто льешская брехня. Пустые слухи. Ничего такого нет.

— И всё-таки? Рассказывай, кончай отнекиваться.

— Правительская программа утилизации, — на Муа даже фазная раскраска побледнела. А что, если выродок и впрямь ничего не знает? Но тогда... тогда зачем ему юнцы с выселок? для компании? как информаторы? Он слишком заботлив с ними. Порой богатые неплоды, чтобы не скучать, нанимают себе семьи, даже человек из шести-семи...

Ножи, остро гладившие Муа по сердцу, отодвинулись и замерли.

— Белая Вера позволяет, — более открытым тоном продолжал он. — «Без имени нет человека», поэтому не наречённые мальки — не люди, а биомасса; их утилизуют по критериям врачей для нужд здравоохранения. Это дёшево. Мать получает двести банов на еду. А наше дурачьё воображает, что их уродиков пускают через шнеки и этим начиняют пирожки. Льеши — люди без смысла, тупицы.

— Переведи в оты, — помолчав, велел выродок.

— Три сто двадцать.

— Недорого.

— Льешкам хватает. Это хорошая программа. Вполне окупает отпуска брюхатым мункэ. Из мальков получается много полезного, всякие препараты...

— Можешь не продолжать.

Однако Муа было что сказать незнайке-звёздному.

— Господин Фойт, я не хотел бы рассердить вас своей дерзостью, но осмелюсь заметить — вы напрасно доверяете ничтожным. Это лжецы и крадуны до последней степени низости. Их только хлыст приводит в ум, а весь умишко их — комочек грязи. Вы держите курс на автономии — задумайтесь, как вы покажетесь там с этими двумя отребьями! Льеши из Буолиа — это позорное посмешище; это клеймо, а не просто название!.. уважающая себя личность рядом с ними даже пройти побрезгует.

— Хм, а я слышал, что в Хинко льеши полицейскими служат, — покосился выродок через плечо; на грубом лице его не было и тени чувства.

— Так то обученные льеши, чистоплотные! Они честны в Белой Вере, а ваша умви — красноверка! её первую милиция схватит, и в суровую обитель! А вы в ответе за неё окажетесь.

— Может быть, это и дельный совет, — выродок вновь вперился в экран. — Кажется, не зря я захватил тебя в дорогу.

— Пока мы на территории, их можно высадить, — предложил Муа, обрадованный неожиданным успехом. Ему очень не хотелось, чтобы льеши видели, как выродок им командует. Кроме того, если Фойт так поступит, значит, он не собирается продавать попутчиков на мясо.

— Среди пустыни?

— Нет, зачем же — у посёлка, лигах в двух. Не калеки, дойдут.

— Где посёлок?

— Смотрите по карте. Ромбы — крупные селения, квадраты — помельче. Эти — обитаемые, эти — вымершие.

Квадратики и ромбики были двух цветов — малиново-красного и грязно-серого с прозеленью. Второй цвет напоминал трупную гниль, и от карты на Форта словно дохнуло мертвечиной.

— Что, после Бури?

— Не-а, — солдат зевнул в ладонь совсем как человек. — Буря была давно, а эти вымерли недавно.

— Мор, что ли, на вас напал? — Форт высчитал на глазок процент знаков цвета тухлятины — изрядно, около одной пятой. — Или все в города бегут?

— Чаще дохнут, господин Фойт, — куда им бежать-то, кто их примет?.. Сами больные, льешенята не живучие... это всё Буря отзывается. Вот и мрут понемногу. Оно и к лучшему, чтобы без выро... без порченых.

— Никак не возьму в толк, что вы здесь натворили...

— Не мы, — замялся Муа, — а... надеюсь, вы расовых воззрений не придерживаетесь?

— Я вообще без воззрений.

— Это нидэ устроили, — кратко молвил Муа, присматриваясь — не взъярится ли нидский урод? Нет, спокоен. Верно, что на небе и с расой не считаются.

«Расовых типов два — ТУА и НИДЭ. Сильны расовые противоречия», — восстановил Форт в памяти строку из справочника.

Судя по всему, солдат не рвался говорить о Буре. Ему это было привычно и ничуть не интересно.

— Как это случилось?

— А?

— Буря.

— Не знаю, господин Фойт. Нидэ запускали что-то, и от этого всё загорелось. Плазма. Им же больше всех и досталось, их в Буолиа выжгло почти начисто — они тут жили...

Из темноты неведения начали проступать черты катастрофы, обрушившейся на злосчастную страну. «Плазма». Если жар был так высок, одним сжиганием не обошлось — вмиг возникло обширное бескислородное пространство, в воздухе образовались окислы азота и, смешиваясь с паром, выпали ядовитыми ливнями. Земля сгорела и оплавилась, потом отравленные ветры и дожди разъели кору неровного стекла, и грунт рассеялся безжизненным песком, рождая лишь одни сухие колючки. Форт не понаслышке знал о результатах попадания энергетических зарядов — из болезненного любопытства он раза два-три снижался к полигонам, куда обрушивались его залпы. Адские места, не для людей. Непроницаемая чернота дымной завесы, ночь среди бела дня, бешеный фон наведённой радиации. Земля там становилась жидкой и текла ручьями лавы. Но в Буолиа он не видел следов огня — когда же, в таком случае, прошла Буря? сотни лет назад? тысячи?..

Тёмная территория проплывала под ними — немая, мёртвая свидетельница чьей-то случайной роковой ошибки; в молчании её слышался вечный безмолвный укор. В волнах дюн и холмистых неровностях словно проступили изогнутые пластины маски стражника с прорезями для глаз, в которых — мрак и пустота. Эх, повернуть бы время вспять и поступить иначе!.. Но ничего не изменишь. Как плазма Бури, луч выжег пустыню, но не на теле земли, а в его душе. Хотелось забыть, но не забывалось. Разве что время залечит этот ожог...

«Сколько их здесь жило, этих нидэ, туа?.. Много. Очень много. Но для меня они — число без лиц. Слишком давно это было, только пыль осталась. Мне хватит и того, что я наделал сам. Чёрт с ней, с этой Бурей. Тысячи лет...»