class="p1">– Не удивляйтесь, – объяснил заинтересованную реакцию своей жены господин Клян, – моя жена работает в институте графологии.

– Не желаете узнать характер вашего президента, как он изменился за эти годы? – тут же предложила она. – Я неоднократно делала графологические экспертизы известным политикам. Честно говоря, характер их сильно менялся со временем.

Книги были датированы 1990, 1994 и 1996 годами. От столь заманчивого предложения трудно было отказаться. Через неделю я получил редкий документ, в котором французские графологи тщательно проанализировали автографы Ельцина, оставленные им на титульных листах трех книг, и научно обосновали черты его характера.

Относительно первой книги от 1990 года «Исповедь на заданную тему» заключение французского графолога гласит:

«Начертание букв в книге 1 явно более мелкое и сжатое, дрожащее, опрокинутое, угловатое (что, возможно, является результатом недавно перенесенной болезни). Долгая нисходящая концовка в виде охватывающего свода (элемент, отсутствующий в двух других подписях) может рассматриваться как попытка обольстить. Забота об утверждении своего Я, подчеркнутая завершающей скобкой, выражается в отчетливом, тонком, упрощенном, наклонном, довольно-таки изящном письме. Эта забота является признаком профессионализма».

– Насчет «обольстить», – невольно отметил я, – графологи явно перестарались.

Затем идет анализ подписи на второй книге Ельцина «Записки президента» 1994 года – времени, когда был подавлен мятеж не только с помощью силы, но и благодаря поддержке народа и убежденности в правоте демократического пути.

«Переходя ко второй подписи, на книге “Записки президента” мы констатируем большую гибкость, более «комфортный» подход к действительности.

Заглавные буквы крупные, с завитками (и в то же время, как кажется, весьма медленные); формы несколько напряженные, но напоминающие гирлянду; нажим твердый; целое отличается всё той же связанностью, “опрокинутостью” и напоминает меч, становясь всё уже и уже к концу. Написание фамилии завершается буквой в виде клешни, плавно следующей за предшествующими элементами, но обращающей на себя внимание своими размерами. Это направленное вниз острие, как представляется, хочет утвердиться и запечатлеть себя в земной стихии; особым образом продленное завершение, напоминающее головку булавы, изящно охватывает сверху дату на документе, последняя же увенчивается крупной тяжеловесной точкой».

А вот здесь они правы, – я не мог не согласиться. Ельцин действительно привык всё доводить до логического конца, то есть «тяжеловесной точки».

И вот третья книга-фотоальбом. Порой фотографии могут открыть в человеке и его близких то, что трудно передать словами. Последнее заключение французских экспертов таково:

«Подпись в третьей книге похожа на подпись 1994 г., но “гирлянда” здесь прогибается и вновь становится весьма угловатой; средняя часть относительно больше по размерам. Подпись расположена уже не горизонтально, а поднимается вверх, решительно и энергично преодолевая себя (что может отражать борьбу с проблемами, связанными со здоровьем).

В почерке этого периода буквы стоят друг с другом согласно традиционным школьным нормам (см. почерк г-жи Ельциной над подписью в книге). Этот почерк значительно более растянут, что проявляется как в расстояниях между буквами, так и в формах букв – часто подчеркнуто пухлых и вместе с тем как бы “помятых”; кроме того, почерк отличается большей прерывистостью и более отчетливо выраженным нажимом. Характер в целом весьма напряженный.

Борису Ельцину свойственны ощущение контакта, чувство зрелища, вкус к импровизации. Он обладает развитыми инстинктами и не столько анализирует, сколько ощущает атмосферу; поэтому он умеет приспосабливаться к самым разным ситуациям. Это человек с множеством разных обличий, он умеет выглядеть таким, каким хочет казаться, легко выходя за рамки принятых условностей, переходя от улыбки к гневу или угрюмости.

Узнавая себя в русском народе (сам он обладает характерной русской внешностью), Борис Ельцин давно умеет ему нравиться и воплощает его жизнелюбие и грубоватость, вовсе не насилуя при этом собственную природу. Он производит впечатление, используя простые аргументы, не старается убаюкать своих слушателей и не морализирует.

Русский, очень русский, сильный, пылкий, амбициозный, бурный, как река на его родном Урале, даже грубый, он тем не менее контролирует себя, не позволяя себе переходить определенную грань.

Вместо того чтобы подолгу осаждать крепости, Борис Ельцин предпочитает брать их штурмом. Он принимается за дело не колеблясь и доводит его до конца. Упорный и очень цепкий, даже если это приносит вред, он не останавливается, а облачается в доспехи и продвигается вперед с примкнутым штыком.

Тем не менее ему необходимы смены ритма; отсюда “моменты отсутствия” (большие пробелы и пустые пространства при письме), которые могут показаться удивительными у такого сильного лидера, но которые также позволяют рассмотреть в личности Бориса Ельцина более тонкие оттенки».

Прочитав это, первое, о чем я подумал: да, время меняет людей, иногда значительно.

Вообще-то, я с большой долей скептицизма отношусь к такой науке, как графология. Но надо объективно признаться, что французские графологи пока еще не давали ни одному политическому деятелю такой высокой оценки, как Ельцину. Во всяком случае, мне ничего подобного найти не удалось.

Кроме того, их предположения часто совпадали с моими личными наблюдениями. Никогда в жизни я не встречал человека такого масштаба, как Борис Ельцин, – ни до встречи с ним, ни после.

Не менее интересны наблюдения о Ельцине со стороны французских шаржистов и карикатуристов. Однажды, это было уже после смерти Ельцина, на набережной букинистов в Париже, я наткнулся на старый альбом карикатур и шаржей на политиков девяностых годов. Я сделал несколько копий шаржей, имеющих отношение к Борису Николаевичу, а сам альбом в 2016 году во время экспозиции первого триколора новой России в Музее Ельцина подарил Наине Иосифовне.

Интересны наблюдения художников – часто они видят то, что не замечаем мы.

Часть II. Испытание путчем

28 марта по просьбе 28 народных депутатов РСФСР «защитить их от давления толпы» в центр Москвы были введены войска и бронетанковая техника. С согласия Михаила Горбачёва премьер-министр Валентин Павлов запретил ранее разрешенный митинг оппозиционного движения «Демократическая Россия». Несмотря на запрет, на Манежной площади и Тверской нам удалось собрать более 100 тысяч человек (по некоторым оценкам – более 150 тысяч демонстрантов). Казалось, идею чрезвычайщины мы похоронили. Ошибались.

Разминка перед захватом власти

17 июня на сессии Верховного Совета СССР Павлов потребовал для себя особых полномочий. Его поддержали председатель КГБ Владимир Крючков и министр обороны Дмитрий Язов. Депутаты выступили против.

20 июня госсекретарь США Джеймс Бейкер в Берлине сообщил министру иностранных дел СССР Александру Бессмертных о подготовке в СССР государственного переворота и просил срочно довести эту тревожную весть до Горбачёва. Очевидно, эта информация сразу не дошла до президента СССР. Возможны несколько вариантов: Бессмертных испугался и ничего не предпринял; у него не было прямого выхода на Горбачёва, а спецсвязь контролировал КГБ; он послал шифровку, но она была перехвачена КГБ, а затем его шантажировали и «поставили на свое место».

21 июня, видя, что реакции со стороны Горбачёва не последовало, посол США в СССР господин Мэтлок (после срочной шифрограммы президента США Джорджа Буша) лично вновь проинформировал Горбачёва о подготовке путча и назвал организаторов: премьер Павлов, министр обороны Язов, председатель КГБ Крючков.

Я уверен, что среди людей, близких к заговорщикам, был или были агенты западных спецслужб, которые и сообщили МИ-6, МОССАДу или ЦРУ о подготовке заговора, о котором они узнали раньше, чем Горбачёв и Ельцин. До сих пор имя этого «крота» в бывших высших эшелонах власти СССР не известно.

Запад, скорее всего, посчитал, что уж лучше какой-никакой Михаил Горбачёв, чем эта безумная коммунистическая хунта. Кроме того, конечно, всех беспокоило, что «ядерный чемоданчик» может попасть в руки просталинских экстремистов. Поскольку США являются «старшим братом» в разведывательном сообществе Запада, то и информировать об этом Горбачёва было поручено Джорджу Бушу – старшему.

Этот факт не отрицают ни Михаил Горбачёв, ни его помощник Анатолий Черняев, через которого эта встреча была организована. Остается глубокой тайной, почему президент СССР не предпринял никаких решительных мер. Возможно, не поверил (как когда-то Сталин о нападении фашистской Германии на СССР).

2 августа Горбачёв объявил о завершении многомесячной работы над проектом нового Союзного договора и о том,