— Ибо?

— Je suis rouge.

— Это французский? Французскому нас не учили.

— Это означает: «Я, который красный», или, более точно: «Я — красный». Так Ибо называет себя.

— Опять Ибо.

— Он — бог зла в культе вуду, основанном на жертвоприношениях крови. Мы убьем этих двух и сделаем ребенка, вымазавшись в их крови. Восхвалим Ибо, вся слава Ибо.

Синди удалось-таки отвлечь Бенни от главного. Он уставился на напарницу, сбитый с толку, испуганный.

Когда Эрика Гелиос вошла в секретный коридор, дверь-секция книжных стеллажей автоматически закрылась у нее за спиной.

— Совсем как в романе Уилки Коллинза, — пробормотала она, упомянув викторианского писателя, произведений которого не читала.

Шириной коридор не превышал четырех футов. Бетонный пол, бетонные стены, бетонный потолок. У Эрики создалось впечатление, будто она попала в бункер, расположенный под разбомбленным городом.

Освещение, скорее всего, контролировалось датчиками движения: Эрика на какое-то время застыла, и свет погас. Но стоило ей сдвинуться с места, как лампы вспыхнули вновь.

Узкий, без ответвлений коридор вывел Эрику к стальной двери.

Виктор любил всякие хитрые технические устройства, и Эрика ожидала, что дверь будет закрыта на электронный замок. Виктор мог оснастить его сканером, реагирующим на отпечатки пальцев или ретинаграмму, чтобы никто другой не смог открыть этот замок.

Но, как выяснилось, дверь удерживали на месте пять стальных штырей-засовов: один — наверху, один внизу, три — справа, напротив массивных петель.

Поначалу Эрика подумала, что открывать дверь ей не следует. Пространство за дверью не было ящиком, сама дверь ничем не напоминала крышку, но Эрика все равно подумала о Пандоре, женщине, из любопытства открывшей ящик, в который Прометей упрятал все беды, грозившие человечеству.

Миф заставил ее замешкаться, но лишь на несколько мгновений, потому что человечество (еще один синоним Старой расы) было обречено. В один прекрасный день ей самой могли приказать убить всех людей, которых удастся найти.

И потом, Сэмюэль Джонсон (кем бы он ни был) однажды сказал: «Любопытство — одна из неизменных и извечных характеристик здорового разума».

Судя по массивности двери и размерам засовов, за нею Виктор держал что-то очень важное. От Эрики, если она хотела стать идеальной женой (и последней Эрикой, вышедшей из резервуара сотворения), требовалось понимать все намерения мужа и предугадывать все его желания, и для этого, конечно же, следовало знать его секреты. А самый важный секрет, похоже, находился за этой стальной дверью.

Сначала она опустила верхний штырь-засов, потом подняла нижний, отодвинула три боковых.

Стальная дверь бесшумно подалась вперед, в помещение, где тут же загорелись лампы. Переступив порог, Эрика увидела, что толщина двери, повернувшейся на шаровых петлях, составляет добрых восемь дюймов.

Она оказалась еще в одном коридоре, совсем коротком, примерно в двенадцать футов длиной, который упирался в точно такую же дверь.

По всей длине коридора из стен торчали стальные стержни. По ее левую руку — из меди, по правую — из другого металла, может, из стали, может — нет.

Коридор наполняло мягкое жужжание. Вроде бы его источником были стержни.

Информация, которую она получила методом прямой загрузки мозга, содержала в основном сведения по музыке, танцам, литературным аллюзиям и другим темам, позволяющим ей поддерживать разговор с важными представителями Старой расы, которых Виктору приходилось приглашать в дом, пока не пришло время всех их уничтожить. О науке она знала очень мало.

Тем не менее она догадалась, что при необходимости между концами стержней могли вспыхнуть электрические дуги, которые сожгли бы и испарили любое попавшее в них инородное тело.

Нового человека эти дуги могли сжечь с той же легкостью, что и Старого.

Она застыла в двух шагах от порога, раздумывая над сложившейся ситуацией, когда из какого-то устройства на потолке ударил синий лазерный луч, который прошелся по ней с головы до ног и обратно, как бы выяснял, кто пришел.

Потом луч погас. Мгновением позже прекратилось и гудение. В коридоре повисла тяжелая тишина.

У Эрики сложилось ощущение, что проверку она прошла, а потому могла не опасаться, что превратится в обугленный труп, если двинется дальше.

И она решительно шагнула вперед, оставив позади открытую дверь.

Ее первый день в особняке начался с неистовства Виктора в спальне. Потом последовал эпизод с отгрызающим собственные пальцы Уильямом, затем встревоживший ее разговор с Кристиной на кухне. Она-то рассчитывала, что реальный мир встретит ее более радушно. Но, возможно, с этого момента все могло обернуться к лучшему. Ее не убило электрическим током. И что это, как не добрый знак?

— Вся слава Ибо, — повторила Синди, — и пусть он одобрит вкус моей крови!

Только что Бенни думал только о том, как сейчас они вырубят, а потом убьют детективов, но внезапно это желание полностью пропало.

Синди сбила его с толку этими странными разговорами о вуду, о которых он не слышал раньше. Вывела его из равновесия.

Теперь он уже и не знал, можно ли полагаться на нее. Раньше они были командой, действовали как единое целое. Так и только так могли добиться максимального результата.

А теперь…

С приближением к седану Синди начала притормаживать, но Бенни приказал:

— Не останавливайся.

— Оставь мужчину мне, — попросила Синди. — Он не подумает, что я представляю для него угрозу, и я уложу его так быстро, что он не успеет и глазом моргнуть.

— Нет, не останавливайся, проезжай мимо, проезжай, — гнул свое Бенни.

— Почему?

— Слышала, что я сказал? Если ты хочешь когда-нибудь сделать со мной ребенка, проезжай мимо!

Внедорожник, подкатив к седану, сбросил скорость практически до нуля.

Детективы в упор смотрели на них. Бенни улыбнулся и помахал им рукой. Вроде бы получилось естественно, но на самом деле он только привлек к себе внимание, а потому быстро отвернулся, сообразив, что вызвал у них подозрения.

Синди, не доводя дело до полной остановки, придавила педаль газа, и они поехали дальше, в глубь парка.

Посмотрев на припаркованный на обочине седан в зеркало заднего обзора, Синди повернулась к Бенни.

— И что все это значило?

— Спроси у Ибо.

— Я не понимаю.

— Ты не понимаешь? Ты не понимаешь? Я не понимаю. Je suis rouge, боги зла, жертвоприношения крови, вуду?