— Его рук дело.

— И как он теперь? — дальновидно поинтересовался Исин.

— Княжит… — неопределенно ответил волхв. Он отвлекся и думал о чем-то своем.

— А семья?

Хазарин потихоньку наводил волхва на разговор от вещей отвлеченных, на дела насущные…

— Есть семья. Жена, сын, дочь…

— Сын? Да… А дочь, собой-то хоть хороша?

Сераслан засмеялся, возвращаясь в реальный мир, и ответил.

— Сам говорил, что княжон плохих не бывает. И не толстая. Во всяком случае, не толще пивной бочки.

Исин ничего не ответил, но волхв почувствовал, как ему хочется услышать что-то более определенное, добавил.

— Раз князь хорош, да жена хороша, могут дети быть плохими?

Над стеной и над покатыми крышами на тонких жердях возвышались маленькие решетчатые клетушки. Они продувались ветром, и, казалось, даже покачивались под его порывами. Прищурясь Гаврила оглядел их, пересчитал и на всякий случай поинтересовался.

— Это что у вас? Не уздилище, часом?

Сераслан прищурился, усмехнулся.

— Голубятни… Наш князь птиц любит. Даже специальных голубей завел. Они ему вести аж из Киева доставляют, да из других разных городов…

— Колдун он у вас что ли?

— Почему колдун? — возразил Сераслан. — Князь говорит, что хорошо правит только тот, кто знает. Вот он и хочет знать поболее прочих.

— А чего знает?

— Да все. Все, что кругом творится. Оттого и на голубей денег не жалеет.

Ворота наезжали на них, блестя добротными кованными из железа петлями. Со стены узнали кибитку, и створки ворот разъехались, открывая им дорогу к терему. Частокол уплыл назад, открывая двор и постройки на нем и самого князя.

Тот сидел на крыльце, а вокруг него крутились самые разные люди — скоморохи, воеводы, дружинники. Хранители талисмана скромно пристроились позади повозки и вперед не лезли. Сераслан, одобрительно поглядывая на них, соскочил с колеса, помог вылезти Кочетыгу. Боярин за это время отлежался и выглядел мужественно. Даже красная полоса через всю щеку от шва на подушке смотрелась как шрам. Прихрамывая, он подошел к крыльцу, поклонился князю.

— Ну? — спросил князь. — Что скажете?

— Свершилось, князь, — спокойно ответил боярин. — Эти чужаки пришибли-таки нашего зверя…

Князь помолчал, и непонятно было, что он подумал. Боярин вернулся к повозке и вытащил оттуда подобранную Серасланом лапу. Безо всякой радости князь сказал:

— Ну, чему быть, того не миновать… Кто его так?

— Сотник Пинского князя Брячеслава Исин.

Князь осмотрел внимательно каждого из них, пытаясь разобраться кто там кто, но в конце концов спросил.

— Который?

Исин тронув пятками коня, на пару шагов выехал вперед.

— Я, князь.

Князь посмотрел на него оценивающе, словно прикидывал глубину его государственного ума. Под его взглядом Исин опустил брови и наморщил лоб. Князь насмотревшись на хазарина посмотрел на боярина.

— А с тобой что? — он обратил внимание на его лицо.

— Так, ничего, — мужественно ответил Кочетыга. — Пройдет… Рассосется…

— А остальные что?

— Спутники. Едут по своим делам…

Князь молчал, разглядывая их, и Исин чувствовал, что он смотрит глубже, чем Брячеслав. На их глазах ночь закрашивала небо чернотой. Все так же молча, князь снял с пояса маленькую клетку, достал оттуда голубя и выпустил его в ночное небо. Проводив птицу глазами, князь устало сказал.

— Слава победителю чудовищ!

Дворня и дружинники, что стояли рядом подхватили его слова, и волна восторженных криков прокатилась по двору, раздвигая плечи гостей. Князь медленно поднял руку, останавливая общий восторг.

— Гостям почет и уважение. Сегодня отдыхайте. Завтра поговорим.

В комнате, которую им выделил князь Исин сбросил мешок на лавку и немного обиженно сказал:

— Даже княжну не показали…

— А что должны были? Покормили тебя, и спасибо скажи.

— Ну… Я надеялся… — сказал сотник подумав. — Не каждый день таких чудищ губить приходится. А ведь наверно ждала девка.

— Да уж, тебя дождешься. Девка, поди, иссохла вся по тебе, а ты бродишь незнамо где… — насмешливо откликнулся Гаврила. Он по хозяйски осмотрелся. Окно, дверь три лавки, стол. Из окна виднелся темный двор и ворота в стене, через которые они и попали сюда.

— Наверняка ведь ждала! — гнул свое хазарин. — Не могла не ждать!

— Да кто тебе это сказал?

— Да этот… Ну, плешивый, что вез нас сюда… И что ждет говорил, и даже окна ее показал.

Гаврила закатил глаза, вспоминая всех плешивых, что ездили на телегах и, наконец, догадался.

— Сераслан, что ли?

— Ну да!

— Так какой же он плешивый? Он лысый, — возразил Гаврила.

Исин, уже собравшийся встать и открыть, остановился.

— А почему лысый? Плешивый! Раз волос нет, значит плешивый.

— Ничего ты не понимаешь, — отозвался из своего угла Избор. Он аккуратно пристраивал меч в изголовье.

— Лысый — это лысый, а плешивый — это плешивый.

— А какая разница? У того волос нет и у этого… Я имею ввиду и у лысого и у плешивого… Или у лысых волос хоть чуть-чуть больше, чем у плешивых?

— Эх ты. В зятья к князю набиваешься, а таких простых вещей не знаешь. Есть разница. У лысого ум волосы ест, а у плешивого они сами вылезают. От плохой жизни.

Исин немного помолчал, а потом ответил Масленникову одним словом.

— Мудер.

— Как ты при своем уме еще не лысый? — отозвался Избор.

— Сам не понимаю, — ответил Гаврила. — Может, сплю мало?

Он зевнул, опрокинулся на лавки и сонным голосом добавил.

— Дверь я заложил. Мало ли что…

— А что? — встрепенулся Исин. — Что-то не так?

Жизнь научила его доверять предчувствиям Масленникова.

— Все так, только уж больно хорошо дверные петли смазаны…

Они не успели провалиться в сон, как в дверь стукнули. Избор уже устроившийся на лавке приподнялся, но к двери не пошел, только положил руку на меч… Стучал явно кто-то из своих — уважительно и аккуратно.

— Так с вами никогда умным не станешь, — проворчал Исин сквозь зевок. Сон уже наполнял его как мед непочатую бочку. Хотелось закрыть глаза и провалиться в уютную темноту и заново пережить события этого дня, но каждый удар словно вколачивал ступеньку в лестницу, что вела к пробуждению.