Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сыны свободны — но только если они настоящие сыны. Наша свобода в отношении Бога дается нам исключительно по праву сыновства, но сыновство должно быть нами усвоено и желанно, надо его очень глубоко, серьезно и ответственно осознавать. Мы обращаемся к Богу с просьбой о прощении долгов как ответственные дети и понимаем, что платить нам не придется. Но есть одно условие — долг будет прощен, если мы простили того, кто согрешил против нас.
Я чувствую свою вину, ощущаю дискомфорт оттого, что я должник и грешник, хочу избавиться от этого, успокоиться и обращаюсь к Отцу: «Ты меня прости и верни мне покой, верни состояние мира и радости». Это возможно, только когда ты сын; но ты должен доказать, что ты сын, каким-то образом исповедать, явить свое сыновство. Как? Отнестись к тому, кто согрешил против тебя, как к брату. Тогда ты можешь сказать: «Я уже простил своего брата за то, что он причинил мне обиду. Я перенес от него много неприятностей, но он мой брат, поэтому я его простил. И теперь обращаюсь к Тебе как к Отцу, чтобы Ты простил меня». Вот и все. Когда мы произносим: «Прости нам наши грехи, как и мы прощаем своих должников» — это не просто покаянная формула и не только желание исповедать свой грех перед Богом великим, признание себя грешником и должником перед Судией праведным, справедливым и милосердным. Нет, это разговор о сыновстве, который ведется с первых слов молитвы «Отче наш».
Здесь придется снова вернуться к проблеме, связанной с нашей темой: если мы говорим об Отце, Который прощает своих детей, то непонятно, откуда взялись христианские понятия искупления и воздаяния за грех? Мы называем Бога и Отцом, и Судией праведным, Который будет судить, говорим о Страшном Суде и т. д. В чем состоит суд и удовлетворение Божественной справедливости — эти рассуждения возникли довольно поздно, в период средневекового христианства, в ходе богословствования о балансе Божественной любви и справедливости, и в конечном итоге породили истории о чистилище и о мытарствах. Средневековое богословие все-таки предполагает, что для человека невозможно получить спасение, не принеся Богу плоды и не удовлетворив Его Божественную справедливость: каждому воздастся по делам его. Мне кажется, и само богословское понятие искупления приобрело другое значение, стало обозначать некий юридический выкуп, ну вот как за человека, нарушившего закон и арестованного, вносят большой денежный залог, и это является основанием для того, чтобы человека отпустили на свободу. Христова искупительная Жертва стала мыслиться как такой залог, внесенный Богом. Но тогда получается, что залог внесен, потому что предварительно был заключен договор. С кем, у кого Бог выкупает людей? Эта юридическая история, конечно же, к евангельской истине не имеет никакого отношения. Христос говорит о суде так: Я пришел не судить мир, но спасти мир (Ин. 12:47). Суд же заключается в том, что Свет пришел в мир: Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме (Ин. 12: 46). Искупление человеческого рода совершается не потому, что исполнена какая-то определенная юридическая форма, а потому, что торжествует любовь: печать, которой запечатан гроб Христов, разрушается Воскресением Христовым, жизнь побеждает смерть, любовь побеждает грех, Сын Божий берет на себя человечество и через Себя усыновляет его Отцу. Любовь приносит себя в жертву не юридически, любовь — жертвенная по природе. Но это не языческая жертва, которая понимается как образ скрепления договора, Христова жертва — жертва любви, которая превосходит всякий договор.
* * *
И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого.
Под словом «искушение» обычно подразумевают, по крайней мере, два различных явления. Прежде всего мы привыкли воспринимать его как некое внешнее давление, толкающее нас на стезю греха, и частенько списываем на искушение то, что является плодом нашей собственной воли, сердца и ума. «Вот ведь какое искушение было!» — повторяем мы в таких случаях.
Это стало дурной присказкой православных христиан. Во всем мы готовы видеть сплошные искушения, но нельзя сбрасывать со счетов и присущее нам стремление жить исключительно для себя, воспринимая окружающих лишь как досадную помеху на этом поприще и пытаясь отыскать в них такие качества, которые оправдывали бы в наших глазах собственное недостоинство. В этом проявляется наше глубокое отпадение от Бога, и искушения тут ни при чем.
Впрочем, существуют и истинные искушения. Сатана искушает Господа в пустыне после крещения. Он искушает Его как человека, ведь Бога искусить нельзя. Человечество до сих пор терзается этими тремя искушениями. Бес говорит Христу, который в течение сорока дней постился и взалкал: Скажи, чтобы камни сии сделались хлебами (Мф. 4: 3).
Случилось так, что теперь в человеческих силах превратить безжизненное в источник благ. Современный прогресс, который нас питает, и есть, собственно говоря, те камни, которые сделались для нас хлебами. Человек стал великим потребителем. Потребительские права возводятся в ранг новой морали. Люди потребляют друг друга и все вокруг себя.
Господь учит нас, каким образом следует отвечать на это искушение: Не хлебом одним будет жить человек (Мф. 4:4). И в Нагорной проповеди Он призывает учеников: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6: 33).
Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: «Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею». Иисус сказал ему: написано также: «не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4: 5–7).
И это искушение тоже знакомо каждому из нас. «Смотри, какой мир лежит перед тобою! Давай-ка воспарим! Плюнем на все и пустимся во