теперь мне так хреново, что просто убить себя головой об стену.

– Чем я могу тебе помочь? – спросила женщина-эскимо Кайгородская.

– Ты можешь ко мне приехать?

– Если честно, у меня на этот вечер были другие планы.

– Ая, пожалуйста, – промычал Данила, – очень нужна помощь, хэлп. Я буквально тону.

– В алкоголе? – усмехнулась Ая. – Что у тебя случилось?

– У меня умерла мать, – выдавил Данила и почувствовал, что его трясет.

– Я сейчас приеду, – быстро сказала Ая.

* * *

Когда пьяный Данила открыл ей дверь, Ая едва не отшатнулась. Бородатого красавчика было не узнать: осунулся, волосы взъерошены, футболка не свежая, под глазами темные тени, взгляд больной.

– Сколько ты выпил, от тебя же несет за версту? – ужаснулась Ая.

Данила только горестно пожал плечами.

Ая прошла в комнату и застыла – всюду был дикий бардак, буквально некуда сесть. Данила подскочил к дивану, расчистил от мусора квадратик места для Аи, и насильно ее усадил. Ая коснулась руки Данилы: «соболезную твоему горю…»

Данила сел рядом с ней и тихо сказал: – Мне очень плохо. Очень.

Ая вздохнула – грустно видеть взрослого сильного мужчину в состоянии крайней растерянности; к тому же она понимала, что он теперь чувствует.

– Ну и что мне посоветует психолог? – спросил Данила.

– Давай забудем о том, что я психолог… Расскажи мне, как другу, о чем хочешь.

Это был словесный поток, перемежаемый матом и криками – Данилу будто прорвало, а потом он вдруг разом замолчал, словно его вырубили, и Ая увидела, что его плечи трясутся. Она обняла его, и они просто сидели так в тишине.

– Понимаешь, теперь я не смогу сказать ей, как много она для меня значила, – выдохнул Данила, – я – чертов сукин сын, так ничего и не успел.

– Понимаю… Знаешь, я тоже не успела сказать своей матери, как сильно я ее люблю. И теперь ничего не исправишь. Но может быть, они нас слышат сейчас?

– Думаешь? – в глазах Данилы отразилась надежда. Помолчав, он вскинулся: – Хочешь выпить?

Ая улыбнулась: – Я не пью.

– Да ну? – усмехнулся Данила. – А раньше, бывало, надиралась. Помню, как однажды тащил тебя из ночного клуба!

– Ладно, давай, – сдалась Ая. В конце концов, может, это тоже своеобразная помощь – выпить с человеком, когда ему паршиво?!

Данила достал вторую рюмку и налил Ае коньяка. Выпив, она сморщилась: какой крепкий коньяк, все внутри обожгло.

– Прикинь, а ты ведь меня там, в уральском лесу, спасла! – неожиданно выпалил Данила.

Ая застыла с рюмкой в руке: – В каком смысле?

– Я замерзал, а ты прилетела ко мне в образе ледяной девы, хотела меня поцеловать и забрать в вечность! – Данила пьяно икнул. – А я так разозлился на тебя (если честно – ты всегда меня раздражаешь), что эта злость дала мне силы сопротивляться. Я вылез из машины и пошел за помощью. Вот и выходит, что ты меня спасла!

Ая взглянула на Данилу с некоторым испугом и уж точно – неподдельным сочувствием, и выдавила: – Ну, видишь, как хорошо получилось. Еще чем-нибудь я могу тебе помочь?

– Можешь. Думаю, секс мне сейчас бы пошел на пользу.

– Обойдешься, – отрезала Ая.

– Ну нет, так нет, – кивнул Данила, – можно в другой раз. Тогда давай поговорим?

– Вот это – пожалуйста.

А что она ему могла такого сказать, кроме того, что в жизни бывают ситуации, когда ты становишься «непоправимо несчастен»? И ничего с этим не поделать, можно лишь переживать горе – честно, на разрыв, распластавшись под поездом, обрушившейся на тебя, пустившей жизнь под откос, трагедии.

– Возможно, единственное условие твоего возвращения в жизнь – вытеснение горя путем переключения, в психологическом плане – на чужие проблемы, а в христианском смысле – это забота о ближнем, Данила. Все просто – если тебе плохо, помоги кому-то… Тебе сейчас нужно, как можно скорее вернуться на работу, заняться делом. Чтобы завтра пришел в офис, понял? В конце концов, сценарий, за который ты отвечаешь в агентстве, так и остался нереализованным.

– Какой сценарий? – захлопал глазами Данила.

– Дело «Принц и нищий», помнишь? – терпеливо подсказала Ая. – Твой подопечный миллионер нуждается в помощи. Нужно возвращаться в агентство, господин директор! И вообще, чем раньше встанешь – тем лучше. В жизни, как на ринге – когда боксер падает, рефери начинает считать, и нужно встать любой ценой, пока он не досчитал до десяти. Такова жизнь, дружок. Пора вставать.

– Ладно, – согласился Данила и потянулся за бутылкой. Опрокинув рюмку, оказавшуюся для него фатальной, он вдруг повалился на диван, опустил голову Ае на колени и заснул.

У него была тяжелая голова, темные вьющиеся кудри, длинные ресницы. Ая коснулась рукой его волос, улыбнулась: красавчик!

Она гладила Данилу по голове, и шептала, словно бы он сейчас не спал, а слышал ее: «ничего, ничего, все образуется». Так когда-то, в ее детстве, делала Дина; Ая клала голову матери на колени, а Дина гладила ее по голове и повторяла: ничего, все образуется.

У Аи затекли колени, но она продолжала сидеть. Данила всхлипнул во сне совершенно по-детски; Ая усмехнулась: вот ведь, такой большой и такой… дурак. Но она подумала об этом совершенно беззлобно, с какой-то даже странной нежностью. А потом она осторожно высвободилась, укрыла Данилу одеялом и ушла.

История повторялась.

* * *

Проснувшись утром и вспомнив события вчерашнего вечера: визит снежной королевы Кайгородской, их разговор, а главное, то, как он весь вечер плакался ей в жилетку – буквально омыл ее слезами! Данила смутился и почувствовал глухое раздражение. Разозлился он, разумеется, не столько на Аю, сколько на самого себя: «тоже мне – мужик, а разнюнился, как барышня!» Как бы там ни было, но Кайгородская действительно вызывала в нем сильные эмоции (в чем он, кстати, вчера ей спьяну признался – недаром говорят: «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке»); во – всяком случае, вспомнив ее вчерашние слова о том, что ему нужно вернуться на работу, Данила занервничал. Припомнилась ему и ее метафора про боксерский ринг, и про отстукиваемый рефери-жизнью контрольный счет. А между тем, все так и есть – вот он сейчас валяется на ринге поверженный и слабый, а счет идет. Рефери стоит над ним и считает: один, три, пять… И нужно найти в себе силы, чтобы встать. Девять… Данила встал с дивана – в конце концов, у него еще осталось много дел в этой жизни: горемыки из агентства, нуждающиеся в помощи, и неразгаданные семейные тайны (он должен отыскать некого Макса, писавшего его матери).

Данила побрился,