Они легли спать далеко за полночь.

Будить Роста не пришлось, он проснулся сам. Светало, хотя над убогой кроватью и стлался свинцовый сумрак. Владимир сидел на полу, на губах играла горькая усмешка, глаза лихорадочно блестели.

«Похоже, он вообще не спал», — подумал Рост.

В дверях загремели ключи, и на пороге появился Дениска.

— Фтать, — зевая, сказал он. Пластины, поддерживающие раскрошенную челюсть, делали его речь похожей на лепет трехлетнего ребенка. Поковырявшись в ухе, он с интересом уставился на ноготь, изучая прилипшую серу. — Фяй-хуяй фами фебе фдеваете.

Росту не составило большого труда догадаться, что «фяй-хуяй» скорее всего означал чай.

— На фе про фе дефять минут. Потом переовеваться. И беф футок.

Рост обратил внимание, что телохранитель Квадрата уже был облачен в ярко-оранжевую униформу, на спине которой сиял лэйбл «Мосстройжилсервис». Адил тем временем прогревал машину.

Наскоро выпив обжигающего чаю, Рост и Владимир переоделись и вышли наружу. На них снова надели повязки и, подгоняя пинками, стали заталкивать в «Газель».

— Февелите вопой, говновавы, — поторапливал Дениска.

Рост обернулся.

— Надеюсь, дружок, мы с тобой как-нибудь закончим наш разговор. Так что скорей вылечивай свою челюсть, фефективный.

За это Рост получил по уху, но он лишь улыбнулся. Открыто и искренне.

— Ты скоро окажешься на моем месте, Дениска, — мягко сказал он и залез в салон машины. Верзила что-то буркнул и захлопнул за ними дверь.

— Ну, братка, — прошептал Рост Владимиру, — молись.

Тот улыбнулся мертвой улыбкой.

«Газель» выехала на магистраль и понеслась в сторону Москвы.

«…В наших венах — огонь, не собачья вода,

Ночь Валгаллой в объятьях сомнет.

Я в свободу вцеплюсь, остальное отдам,

А зачем? Кто не жил — не поймет…»

E.S.T. «Ночные волки»

«У меня была бомжиха, Рак по гороскопу,

Почему-то никогда не давала в жопу…»

Из фольклора бродяг

Юра проснулся рано. Кляксич уже пришел в себя и даже пытался ходить. Его болтало, как пирата на палубе во время шторма, который к тому же перебрал рома, он постоянно заваливался на бок — остаточные явления наркоза. Кот пытался вылизать забинтованный обрубок, однако вкус лекарства ему явно не понравился. От еды Кляксич отказался, зато выпил много воды.

«Что же с тобой сделали», — с горечью думал Юра, глядя на кота. Из красавца он в один вечер превратился в калеку. У Юры было предчувствие, что дорожки с этими студентами еще пересекутся.

Он пытался вспомнить вчерашний вечер, но тщетно. Только помнил, что приехал в клуб к Иве, о дальнейшем история умалчивает. Почему-то воспоминание об Иве вызвало у него странное чувство гадливости.

После обеда он встретился с Алисой. Они сходили в салон связи, подключили мобильник, затем поехали в больницу к ее матери. По дороге Юра купил фруктов и минеральной воды, хотя Алиса его и пробовала отговорить. В машине у него лежал еще один пакет, который он тоже собирался пронести в палату к матери Алисы.

— Как твой кот? — спросила Алиса, когда они сели в машину.

— Пока не очень, но сегодня отойдет. Завтра на перевязку.

— Юра, как ты думаешь… — Алиса прилагала усилия, чтобы ее голос звучал спокойно, но видно было, что она все еще волнуется. — Они точно не станут заявлять в милицию?

— Они, заявлять?! Это я должен подавать на них в суд за то, что они натравливали на нас своего пса.

Юра представил себе долговязого, которому он свернул нос. Нет, такой тип скорее соберет дружков и будет пытаться выловить его, чтобы отомстить. Больше на эту тему они не говорили.

Они въехали во двор больницы и вышли из машины.

— А здесь у тебя что? — указала Алиса своим очаровательным пальчиком на второй пакет.

— Надо, — уклончиво сказал Юра.

Мама Алисы ему понравилась. Худенькая, с хрупкой талией, она была примерно одного роста с Алисой, и с первого взгляда их вообще можно было принять за сестер. Лишь тонкие лучики у глаз и выступающие жилки на привыкших к работе руках выдавали ее возраст.

Юра представился.

— Надежда, — просто назвала мама Алисы свое имя. Она разглядывала его с любопытством, переводя взгляд на немного смущенную дочь. Увидев фрукты, она искренне обрадовалась.

— От этих каш уже воротит, — пожаловалась она.

Кроме Надежды в палате были еще две женщины, одну из которых отправили на процедуры.

Они поговорили о всяких пустяках вроде погоды и геополитической ситуации в стране, а Юра все никак не мог решиться сказать то, с чем он, собственно, и пришел сюда. Он чувствовал странную робость перед этими маленькими красивыми женщинами.

— Когда тебя выписывают? — спросила Алиса, и Надежда ответила, что, возможно, на следующей неделе.

— Ладно, что я вас задерживаю, — спохватилась она. — Юра, наверное, по делам спешит.

— Никуда я не спешу, — улыбнулся он. О том, что он уже неделю не появлялся в университете, Алисе он, естественно, не говорил. Он кашлянул, чувствуя, что нужный момент наступил.

— Надежда, вы не против, если мы с Алисой поженимся?

Он ожидал бурной реакции, сопровождаемой демонстративным хватанием за сердце, оханьем и аханьем. Однако брови женщины красиво изогнулись, губы тронула улыбка.

— А она сама-то не против?

Алиса выглядела ошарашенной. Ее прелестное личико заалело, она потупила взгляд, но Юра смотрел ей прямо в глаза с вызовом, мол, я же предупреждал тебя, нечего было так долго думать…

— Я… Юра, я же просила тебя… — беспомощно пролепетала она, став похожей на нашкодившего ребенка. — Это… ну ты совсем, — совершенно растерявшись, сказала она, и Юра с Надеждой рассмеялись.

— Алиса, как я могу дать согласие, если ты не можешь сказать ничего вразумительного? — поинтересовалась мама, делая строгое лицо, но Юра заметил, что ее глаза заблестели. — Юра же не козу у меня пришел покупать!

Видя, что девушка чувствует себя неловко, Юра поспешил достать из пакета бутылку шампанского.

— Я думаю, медперсонал не будет против, — церемонно сказал он и занялся пробкой.

— Ой, тут, наверное, нельзя, — теперь уже засмущалась Надежда. — Юра, это уже лишнее…

— Все в порядке.

Его ровный и спокойный голос действовал как анестезия. Пока он открывал шампанское, мать и дочь обменивались взглядами. Женщина, лежащая на соседней койке, с неприкрытым любопытством прислушивалась к разговору.