Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да сядь ты, наконец!
— Кто это? — послушно садясь на одиночное сидение, спросил я.
— Мои друзья. Давай, рассказывай.
Его друзья, смотри-ка. Но это не означало, что они станут и моими друзьями.
— Вы не смущайтесь, — сказал один из них, худой и длинный. — Мы с Игорем журналисты. Меня зовут Жорик. Будем знакомы.
— Сергей.
— Очень приятно.
Второму, круглолицему и сбитому, тоже было очень приятно. Черные волосы его стояли ежиком в модной стрижке, и выглядел он очень чистеньким и домашним, чего не скажешь про длинноволосого рыжего Жору, по-моему, довольно бывалого парня.
— Рассказывайте, мы слушаем. И не думайте, что мы обязательно все запишем.
— Только с вашего согласия, — добавил Игорь.
Черте с два. Едва я им сказал: «А», они вытянули из меня все буквы алфавита. Они так насели, что пришлось им рассказать и про апостолов, и про жильцов и рабов и, конечно же, про пожар и взрыв. И про то, как Андрей на своем «ЕРАЗЕ» пытался столкнуть нас с Настей и как сам упал с обрыва.
— Но почему они все это скрывали, почему? — подначивали меня журналисты. Они конечно, говорили не так, спрашивали не то, как-то получалось у них все это по-своему, по-журналистски. Но суть была та же: почему?
В общем, мне пришлось, как дураку, выложить им все что я знал про «Нивы», про Фомича и денежные мешки. И только о судьбе моего единственного мешка я не сказал не слова. И вы понимаете, почему.
— Ого. Ух ты. Ну и делишки.
— Все, поехали, — не выдержал, наконец. Сашка. — Выходи, поедешь вперед, дорогу покажешь.
Я с готовностью поднялся. Дождь все лил и лил, и я снова накинул на голову дождевик.
Микроавтобус держался от меня метрах в шести, и когда я проезжал пост ГИБДД, то услышал настойчивый сигнал клаксона. Свернув на обочину, и обернувшись, я увидел, что «Рафик» тоже останавливается.
— Эй, — крикнул мне через отпертое окно Жора. — Оставь мотоцикл, садись к нам. Только аварий нам сейчас не хватает.
Я-то больше был уверен в простуде, но ничего не ответил, лишь кивнул головой.
Гаишник согласился, чтобы мы оставили мотоцикл возле его гнездышка, тем более, что переговоры вел Сашка Головин, а я видел, как он открывал и закрывал бумажник.
«Ява» была не моей и возможно числилась в розыске, но мне было на это наплевать. Я сидел в теплой кабине на мягком и удобном сидении, а удобства не часто выпадали на мою долю в последнее время. Дождь перестал лить и небо немного посветлело. Я ехал молча и наслаждался отдыхом, лишь иногда с неохотой разжимая губы и коротко указывая дорогу. Это была очень кривая дорога, я ведь не мог хорошо ориентироваться на ней. Мы петляли зайцами, поворачивали назад, объезжали и снова куда-то выезжали. Машина наша прыгала по неровностям. Сашка все чаще закуривал новую сигарету, выбрасывая недокуренные в окно, но меня, как плохого проводника, никто не упрекнул.
И, наконец, я увидел среди деревьев просвет. Было ли это то место или нет, но я сказал Головину, чтобы рулил туда. И уже в следующую секунду между стволами показались черные от огня, обмытые дождем деревянные останки обгорелого домика.
— Вот оно, приехали. Ну и пожарище.
Да, коммунары прогорели, это точно. У них не осталось ни одного целого дома, всё так или иначе было повреждено огнем. И жильцы с угрюмым видом, кучками и по одному сидели на обгоревших крылечках или завалинках, или слонялись туда-сюда. Не все даже подняли головы, услышав приближающийся звук работающего мотора.
И только один человек отделился от небольшой группы и сделал шаг навстречу машине. Светка Головина, одетая в протертые джинсы и теплый вязаный свитер, с развевающимися от ветра волосами застыла в выжидательной позе как раз на пути подъезжающего «Рафика».
Сашка чуть побледнел, разворачивая машину. Пока он останавливался, Светка подошла прямо к дверце и держалась возле нее, двигаясь вместе с машиной.
Наконец мотор заглох, и «Рафик» остановился. Сашка отпер дверцу, слегка толкнув при этом сестру, и выпрыгнул наружу. Светка неуклюже покачнулась, отступила и, после секундной заминки, бросилась брату на шею.
Вздохнув, и я открыл свою дверцу и тоже полез наружу.
Журналисты уже были тут, возле обгоревших домов. У одного их них была аппаратура для съемки, а у другого — микрофон.
— У нас раненые, — говорила одна женщина. — Обгорели во время пожара. А кого-то ранило при взрыве.
— А был взрыв?
— Еще какой.
— Зачем ты их привез, — спросил я, сжав Сашке локоть.
— Кого, — не сразу понял он.
— Да этих писак.
— Они тележурналисты. У них своя программа на местном канале.
— Ну и что.
— А что, по-твоему, я должен был один ехать? Откуда я знал, что тут происходит, — он полуобернулся ко мне, продолжая прижимать к себе свою сестру.
— Сережа, — Светка оторвалась от брата и шагнула ко мне. — Ты ради меня? Сережа!
Она, конечно, при брате не повисла у меня на шее, но, обхватив обеими руками мое плечо, прижалась ко мне всем телом., чуть вздрагивая и покачиваясь.
— Спасибо, Сережа, спасибо.
А журналисты, тем временем входили то в один дом, то в другой. Некоторые жильцы сторонились их, а некоторые, наоборот, старались все время попасть в объектив и даже определили сами себя в бесплатные чичероне. Чтобы не попадаться им на глаза, я залез в микроавтобус. Светка и ее брат последовали за мной. Мы мирно беседовали, и девушка прижималась ко мне все ближе и ближе.
— Эй, — приоткрыв дверцу, в салон заглянул Жора. — Серега, выйди на минутку.
Я повиновался, чувствуя каверзу.
— Покажи, где тебя приковали, — невинно попросил он.
Я удивленно взглянул на него, но он не стал дожидаться ответа, неожиданно протянул руку к моей куртки и, резко дернув вниз бегунок молнии, просунул руку к ремню. Я пошатнулся, но он нащупал уже обмотанную вокруг меня цепь. Впрочем, он тут же выпустил ее из рук, и я застыл, стоя в двух шагах от него, со свисающей с пояса толстой собачьей цепью.
— Слушай, да что ты в самом деле… — начал он.
— Какого хрена ты лапаешь меня!
— Подожди, но я…
— Не лезь, понятно.
— Можно подумать, ты — Зёма, упитая в хлам. Что на тебя нашло?
И правда, не мог же я сказать им, что за всем этим скрывается денежный мешок.
— Ну-ка, расслабься. И давай, договоримся: я не знаю и не хочу знать, что они делали с тобой, когда ты сидел на цепи, понимаешь. Я только хочу снять тебя вместе с цепь. Ну, если не хочешь, по грудь, без лица. Согласен? Замётано. Ты только расскажешь в микрофон все, что считаешь нужным. Давай, Гоша, поехали, — Жорик отступил, и Игорь, оказавшийся за его спиной, включил портативную кинокамеру.