Это слова Светония. С ними вполне согласуется и то, что писал Тацит:

Сложно сказать, чего больше в приведенных строках римских историков: подлинных фактов, всякого рода бытовых и исторических анекдотов, позднейших наслоений, характер каковых определил в целом враждебный настрой римлян последующих эпох к Нерону. Безусловно, отношение Нерона ко всем правилам актерских выступлений, ко всем требованиям артистического мастерства было наисерьезнейшее. Он хотел не просто казаться, но и быть настоящим великим артистом. Потому его поведение на состязаниях скорее должно вызывать уважение, нежели иронию и даже злую насмешку. Недоброжелательность к соперникам — но ведь это качество всегда и везде во все времена присуще всем участникам сколь-либо серьезных состязаний, какие бы слова о теплых чувствах к конкурентам они при этом ни говорили. Не стоит подвергать сомнению и волнение Нерона. Оно естественно для начинающего артиста, небезразличного к уровню своего выступления и желающего справедливой и благодарной его оценки. Нерон был артистом до мозга костей и потому не мог не думать о будущем своей славы. Ему, конечно, хотелось, чтобы потомки знали, что император — певец, кифаред, актер соблюдал все правила сценического искусства и побеждал не потому, что он властный потомок божественных Юлия и Августа, но потому, что он был воистину великим актером!

С такими стремлениями на первый взгляд никак не сочетается то, как обходились с публикой на его выступлениях. Но здесь, сдается, более всего разного рода анекдотов и вымыслов. Театры вмещали тысячи человек, цирки — десятки тысяч, и потому откуда взяться опасности для тех, кто не ходил на выступления Нерона? В Риме-то проживало много более миллиона человек… да и зачем держать публику в театре день и ночь? Нерон ведь не пел круглосуточно, а уверенность в том, что на следующее выступление августейшего артиста десятки тысяч римлян, безусловно, пожелают прийти сами без всякого понукания, была достаточно основательной. И уж совсем странным выглядят сообщения о репрессиях против тех, кто не одобрял пение Нерона. Как раз чернь, о чем тот же Тацит пишет, более всех была в восторге от императора-артиста. Расправляться же с мелким людом было совсем не в духе Нерона. Скажем прямо: быть сенатором, постоянно бывающим на Палатине, было в Риме во времена Нерона много опаснее, нежели скромным обитателем небогатых домов в Субурре, где как раз проживала в массе своей римская беднота, тот самый «мелкий люд». С ним Нерон никогда не воевал.

Напоследок нельзя не удержаться от, пожалуй, самого любопытного из исторических анекдотов, посвященных пению Нерона.

Однажды, когда Нерон пел в кругу своих приближенных, вдруг обнаружилось, что один из них, Тит Флавий Веспасиан, самым вульгарным образом заснул. Император пришел в ярость от такой непочтительности и, главное, от неспособности оценить подлинно высокое искусство. Злосчастному Веспасиану могла грозить серьезная опасность, ибо Нерон, очевидно, ощущал себя оскорбленным в лучших своих чувствах. Положение спас один находчивый придворный, который со смехом напомнил, что величайший певец Орфей своим пением тоже усыплял диких зверей. Прямое сравнение со славным Орфеем, сыном речного бога Эагра и музы — покровительницы эпической поэзии Каллиопы, с которым никто в мире не мог сравниться в искусстве пения, не могло не польстить Нерону. Он успокоился и решил великодушно простить невежу. Веспасиану, правда, было запрещено сопровождать и приветствовать императора и велено удалиться в дальний маленький городок. Но обида на него у Нерона все же прошла, свидетельством чего впоследствии стало новое и весьма высокое назначение Веспасиана.

Так своевременная острота спасла для истории будущего императора и основателя династии Флавиев.

Страсть к публичным выступлениям у Нерона не ограничивалась только сценой театра. Арена цирка влекла его не меньше. Напомним, что искусство возницы квадриги — колесницы, запряженной четырьмя лошадьми, — Нерон ставил чрезвычайно высоко, памятуя и поясняя окружающим, что оно с древнейших времен было достойным занятием царей и героев.