За всю свою долгую историю этот тип стратегии не смог добиться того, чтобы класс собственников, руководителей и принудителей отступился от власти и присоединился к протесту, поскольку их интересы прямо противоположны интересам участников гражданского неповиновения. Чего действительно удавалось добиться стратегиями неповиновения, так это раз за разом изгонять определённые правящие режимы, хотя их всегда сменяли другие, составленные из элиты (иногда это умеренные реформисты, иногда — руководство самого оппозиционного движения). Это случилось в Индии в эпоху деколонизации и в Аргентине в 2001 г.; с Маркосом на Филиппинах и с Милошевичем в Сербии (последний пример, как и аналогичные «революции» в Грузии, Украине и Ливане, показывает неэффективность всеобщего неповиновения в деле настоящей передачи народу социальной власти; все эти популярные перевороты были на самом деле срежиссированы и профинансированы США для приведения к власти более рыночно-ориентированных и проамериканских политиков).178 Не совсем уместно даже говорить об «изгнании» старых режимов. Перед лицом роста неповиновения и угрозы реальной революции они решают передать власть новым режимам, гарантирующим уважение к базовым принципам капитализма и государства. Когда они не имеют возможности передачи власти, они снимают перчатки и пытаются зверски подавить и подчинить движение, неспособное защититься и выжить без эскалации тактик. Именно это случилось с антиавторитарным трудовым движением в США в 1920-х гг.

Стратегии всеобщего неповиновения пытаются остановить работу системы, но даже в этом деле они менее эффективны, чем воинственные стратегии. В том же контексте, который требуется для всеобщего неповиновения — широко и хорошо организованное движение восставших — если не ограничивать движение ненасилием, а поддержать возможность использования различных тактик, оно будет в разы эффективнее. В вопросе действительной остановки работы системы не может быть никакого сравнения между мирным блокированием моста или железнодорожной линии и их взрывом. Последнее создаёт длительное препятствие, устранение которого стоит дороже и требует более драматической реакции властей, больше вредит их моральному духу и общественному имиджу, а также позволяет исполнителям бежать и снова сражаться. Взрыв железнодорожной линии (или использование менее грозной формы саботажа, если общественная ситуация делает это более эффективным) напугает и разозлит людей, враждебных освободительному движению, больше, чем мирная блокада. Но в то же время это заставит их воспринимать движение серьёзнее, а не отмахиваться от него как от назойливой мухи. (Разумеется, практикующие использование различных тактик имеют возможность проведения мирной блокады или акта саботажа в зависимости от своей оценки последующей общественной реакции.)

Хотя порой и полезная для рабочих, стратегия всеобщего неповиновения не имеет смысла для уже маргинализованных, малых популяций, таких как многие коренные народы, обречённые на вытеснение или уничтожение, поскольку их существование не является жизненно важным для государства-агрессора. Народ Аче в Амазонии не платит налогов, которые можно было бы перестать выплачивать, и не ходит на работы, где они могли бы забастовать. Кампания геноцида против них не зависит от их сотрудничества или несотрудничества. Люди, которых власти с удовольствием увидели бы в гробу, лишены такого рычага давления, как неповиновение.

Как мы видели, все основные типы ненасильственных стратегий в долгосрочной перспективе неизбежно ведут в тупик. Стратегии морализаторства не понимают механизмы удержания государством контроля: они не видят барьеры, установленные СМИ и культурными институтами, и у них нет защиты от контроля над безоружными массами со стороны вооружённых меньшинств. Лоббистский подход тратит ресурсы, пытаясь давить на правительство, чтобы оно действовало в противоречии с собственными интересами. Стратегии, сосредоточенные на построении альтернатив, игнорируют возможность государства репрессировать радикальные проекты и способность капитализма к поглощению и разложению автономных обществ. Стратегии всеобщего неповиновения открывают дверь революции, но лишают народные движения тактик, необходимых для экспроприации прямого контроля над экономикой, перераспределения богатств и уничтожения репрессивного аппарата государства.

Анализ долгосрочных перспектив, показывающий неэффективность этих типов стратегий, также выявляет, насколько безнадёжной выглядит любая воинственная стратегия с учётом того, что большинство анархистских сообществ в США на сегодняшний день, очевидно, абсолютно не готовы защищаться от государства. Но в нашу повседневную организационную работу входит стратегическое преодоление пассивности и воспитание воинственности у антиавторитариев с целью изменения перспектив будущей борьбы. Ненасильственные стратегии мешают этой работе. Они также ставят нас в невыгодное положение во взаимодействии с полицией и СМИ — два пункта, на которых стоит остановиться подробнее.

Ненасилие помогает стратегиям полиции по работе с населением и управлению толпой. Тактики пацифизма, как и многие тактики полицейского управления толпами, разработаны для деэскалации ситуаций, потенциально ведущих к восстанию. В своей книге, рассматривающей историю и развитие современной полиции США, «Наши враги в голубом», Кристиан Уильямс описывает, как кризис 1960-х и 70-х гг. продемонстрировал полиции, что их методы работы с народными восстаниями (такими как городские беспорядки и воинственные акции протеста) только вдохновляют сопротивляющихся на большее сопротивление и насилие с их стороны.179 Сопротивление усилилось, полиция потеряла контроль, и правительству пришлось направлять армию (продолжая разрушать иллюзию демократии и открывая возможность настоящего восстания). В последующие годы полиция разработала стратегии работы с общественностью для улучшения своего имиджа и тактики управления толпой, ставящие акцент для деэскалации, — чтобы контролировать организацию потенциально взрывоопасного сообщества. Описания этих тактик зеркально отражает рекомендации пацифистов по проведению акций протеста. Полиция разрешает незначительные формы неповиновения, поддерживая связь с лидерами протеста, на которых они заранее давят, чтобы вся акция организовывалась самой полицией. «Волонтёры по поддержанию мира» (связные полиции) и разрешения на проведение шествий являются компонентами этой полицейской стратегии, что заставляет меня задуматься: то ли пацифисты сами выступили с такой идеей из-за своего молчаливо прогосударственного мышления, то ли им просто так понравилась идея «возлюбить врага своего», что они приняли без раздумий все предложения врага по тому, как следует ему сопротивляться. В любом случае, пока мы будем терпеть пацифистов-организаторов, полиция будет держать нас в таком положений, в котором хочет. Но если мы откажемся от деэскалации и сотрудничества с полицией, мы сможет организовывать, когда нужно, разрушительные акции протеста и бескомпромиссно сражаться за интересы своего сообщества и за свою цель.

Ненасилие также ведёт к невыгодным медиа-стратегиям. Ненасильственные кодексы поведения на акциях противоречат правилу номер один при взаимодействии со СМИ: всегда транслируй своё сообщение. Ненасильственные активисты требуют введения кодексов ненасилия не потому, что хотят жить в мире. Они это делают для внедрения идеологического конформизма и утверждения своей власти над остальной частью толпы. Они делают это и для подстраховки себя, чтобы в случае насильственных действий неподконтрольных им элементов во время акции протеста защитить свои организации от последующего очернения со стороны СМИ. Они произносят дежурные слова о ненасилии в качестве доказательства своей непричастности к происшедшему насилию и простираются ниц перед правящим порядком. В этот момент они уже проиграли медиа-войну. Типичный обмен репликами обычно таков: