Все громко рассмеялись, а Женя вынул из кармана свою записную книжку и записал в нее этот смешной анекдот.

Неожиданно в памяти всплыло общение с врачом скорой помощи о времени смерти Широкова. Он открыл верхний ящик своего стола и достал оттуда небольшой листок бумаги, в котором констатировался факт смерти потерпевшего. В конце стояла размашистая подпись врача и четко написанная его фамилия — Бублик. Женя усмехнулся, и моментально в голову пришла недавно услышанная фраза: «Бублик — это запасное колесо проголодавшегося организма».

Он набрал номер телефона скорой помощи, и ему ответила женщина с отвратительно писклявым голосом. Представившись, Женя спросил ее о местонахождении доктора по фамилии Бублик.

— Иван Иванович Бублик сейчас находится в больнице № 12, — сказала она и дала его номер телефона.

Женя набрал указанный номер и услышал знакомый голос врача.

— Добрый день, Иван Иванович, — сказал он, — это звонит вам инспектор уголовного розыска Кудрин Евгений Сергеевич, мы встречались на происшествии в квартире по Старокаширскому шоссе.

— А, помню вас, — ответил врач.

— У меня к вам есть чисто профессиональные вопросы, — проговорил Женя.

— У меня сейчас как раз есть свободное время, — ответил Бублик, — так что приезжайте в больницу в кабинет № 7 и потолкуем. Она находится на Варшавском шоссе, рядом с бассейном «Труд».

Через сорок минут Женя уже входил в небольшой кабинет, где за письменным столом сидел тот самый знакомый молоденький доктор. Он был без халата, поэтому и похож был на обыкновенного мальчишку, случайно зашедшего в эту больницу. Поздоровавшись, Кудрин сразу перешел к делу.

— Тогда, в квартире потерпевшего, вы сказали, что его смерть могла наступить приблизительно от семи до восьми часов вечера, — проговорил он, — а не могло ли это случиться пораньше, например, от шести тридцати до шести часов вечера или еще раньше?

— Я ведь тогда сказал слово «приблизительно», — ответил врач, — точно до минуты сказать никто не сможет. Однако с натяжкой можно и так сказать: показатели изменения организма умершего человека хорошо описаны в учебниках по судебной медицине, и я, исходя из этого, с осторожной долей скептицизма, вполне могу сделать это предположение. Ну а непосредственно смерть потерпевшего наступила в результате огнестрельного ранения в голову, больше мне вам нечего сказать.

— Спасибо вам, Иван Иванович, — сказал Кудрин и стал документально оформлять полученные от врача разъяснения по поводу наступления смерти потерпевшего.

«Интересно девки пляшут!» — подумал Кудрин, выходя на улицу. Ведь с учетом той самой «натяжки», зафиксированной им в объяснении врача, получается, что убийство Широкова Маврин мог совершить до поездки на дачу, еще находясь в квартире потерпевшего.

— Нет, это бред какой-то, — сказал он сам себе, — а как же тогда рассказ Волка?

По приезду на работу Женя сразу отправился в кабинет Николаева. Он неторопливо доложил ему о своих встречах и сомнениях, после чего положил на его письменный стол объяснение врача. Николаев внимательно выслушал его, прочитал объяснение и тихо проговорил:

— У меня, кажется, тоже начинает «крыша ехать» от всех этих хитросплетений. Если верить Волку, — продолжал он, — то это он убил Широкова и подставил с уликами Маврина, хотя настораживает, что все как-то складно у него получилось. Но, с другой стороны, он ведь мог выдать желаемое за действительное, а убил потерпевшего все-таки Маврин. А почему ты у Волка в больнице не взял объяснение?

— Да он еле живой был, — ответил Кудрин, — я хотел это сделать, но он так ослабел, что говорить не мог.

— Ну хорошо, — сказал Николаев, — завтра обязательно допроси его, а вот показания врача в какой-то мере закругляют логическую цепочку в событии самого преступления, что говорит о причастности к нему именно Маврина.

— Да, но врач не просто так говорил, что это приблизительное время убийства, — парировал Женя.

— А мне все же сдается, что это так и было, а Волк действительно просто выдал то желаемое, которое он хотел больше всего на свете, за действительное — отомстить своим обидчикам. Но очень жаль, что его жизнь и судьба оказались в руках нечистоплотных и корыстных людей. Жалко и Нефедова, который лишился не только своей престижной работы, но и потерял сына. Хорошо было бы взять и у него, и у официанта того кафе объяснения, но что делать, если они отказались это сделать.

В этот момент в кабинет вошел дежурный по отделению милиции и сообщил, что только что позвонили из онкологического центра и сказали, что их больной по фамилии Волк скончался.

— Вот это да! — растерянно проговорил Кудрин. — Я ведь совсем недавно с ним разговаривал.

— Ну вот, — задумчиво сказал Николаев, — и этот ушел на небеса.

— А что же теперь будет с Мавриным? — спросил Женя.

— Это дело завтра передадим в наше следственное подразделение, — ответил Павел Иванович, — пусть они дальше доводят его до суда. Улики против Маврина серьезные, а алиби — так себе! Если учитывать новые показания врача, то получается, что именно Маврин был причастен к убийству потерпевшего. Вот и выходит: Широков мертв, сынок Нефедова тоже на том свете, и Волк отправился за ними только что. Их уже нет, как нет и их показаний. А ты, Женя, молодец, — продолжал он, — с трудом, но все-таки раскрутил это дело, «плакал» твой тупик, поскольку выход из него ты все же нашел. Теперь и опыта у тебя прибавилось в раскрытии таких запутанных преступлений.

— И вам спасибо, что помогли мне разобраться в этом лабиринте и подсказать возможный выход из него, — ответил Кудрин.

Он вышел из кабинета начальника с окончательно утвердившейся у него внутренней убежденностью, что преступление совершил именно Маврин и теперь он по полной программе получит все, что заслужил за свои грехи.

«А что, — вдруг подумал он, — похоже, прав Николаев, плакал мой тупик!» Он мысленно себе представил кирпичный тупик, который хныкал и плакал обильными слезами, похожими на падающий Ниагарский водопад.

Улыбнувшись, Женя уверенной походкой зашагал в свой кабинет навстречу новым интересным делам.

— Как же надоела эта жара, — подумал Женя Кудрин, — не успеваешь выйти из ванной, как снова хочется туда зайти; хорошо, что синоптики вроде бы обещали кратковременные дожди.

Последние капли польского дезодоранта, купленного по случаю в ЦУМе, хоть как-то создавали настроение бодрости и некую свежесть.

Родители уехали в санаторий, и Женя, одеваясь, ощущал себя полноправным хозяином квартиры, и в мыслях у него возникали всякие варианты «достойного» применения такого положения.