30(752). как на бедствия взирая на опасности, которые скрыты в вещах, от которых зависят люди, пусть нищенствующий идет своим путем, независимый, не хватаясь ни за что, пребывая в размышлении.

„Есть ли еще иная форма совершенного рассуждения о Двоякой?” – если, о монахи, вас спросят так, вы ответьте: „да, есть”, – и на вопрос: „какая же?” – вы ответьте так: „безвидные существа утишеннее тех, кто обладает видом” – это первое рассуждение; „угашение тише безвидности” – вот второе рассуждение; кто, о монахи, верно так рассуждает о Двоякой, ревностный, усердный, решительный, для того из двух плодов вырастает один: совершенство познания в этом мире или же, если остались в нем некоторые из пяти качеств, состояние того, кто не возвращается вновь». Сказавши те слова, Совершенный сказал:

31(753). «И те существа, которые обладают видом, и те, которые проживают в безвидном мире, если не ведают они угашения, вновь и вновь возвращаются к возрождению.

32(754). Тот же, кто, вполне понявши все формы, неколеблемо утвердился в мире безвидного, высвободив дух свой из цепи становления, тот навсегда покидает смерть.

„Есть ли еще иная форма совершенного рассуждения о Двоякой?” – если вас спросят так, о монахи, вы ответьте: „да, есть”, – и когда спросят вас: „какая же?” – вы скажите: „принятое за истину в мире людей и богов, Мары и Брамы, среди брахманов и пустынников – благородными в их всесовершенной мудрости понято как ложь” – вот первое рассуждение; „что было принято как ложь в мире людей и богов, Мары и Брамы, среди брахманов и пустынников, – в том благородные, прозревшие духом, совершенные в познании увидели истину” – вот второе рассуждение. Кто, о монахи, ревностный, усердный, решительный, верно так рассуждает о Двоякой, тот может ожидать, что из двух плодов возрастет один: совершенство познания в этом мире или, если остались некоторые из пяти качеств, состояние того, кто не возвращается вновь». Сказавши это, Учитель сказал:

33(755). «Видя действительное в недействительном, мир людей и богов, обитающий в виде и имени, думал про то: „вот – истина”.

34(756). Но не так это; это – ложь, а ложь ведет за собою погибель.

35(757). Если же благородные постигли правду в том, что не ложно, постигли ее в Ниббане – они, объявшие духом Истину, в совершенстве счастливы.

„Есть ли еще иная форма совершенного рассуждения о Двоякой?” – если так спросят вас, о монахи, вы ответьте: „да, есть”, – и на вопрос: „какова же она?” – вы ответьте так: „в чем люди и боги, Мара и Брама, странники и духовные видели радость, в том благородные, совершенные в знании увидели горе” – это первое рассуждение; „в чем люди и боги, Мара и Брама, отшельники и брахманы видели горе, в том благородные, совершенные в мудрости увидели верную радость” – вот второе рассуждение; кто, о монахи, верно так понимает совершенное рассуждение о Двоякой, ревностный, решительный, усердный, для того из двух плодов возрастет один: совершенство познания в этом мире или же, если остались в нем некоторые из пяти качеств, состояние того, кто не возвращается вновь». После тех слов Учитель изрек:

36(758). «Вида, звука и вкуса, запаха и прикосновения – вот чего жаждут здесь люди, очарованные, прельщенные.

37(759). Мир людей и богов видит в них счастье, и когда нет их, то скорбит сильно.

38(760). Но благородные только в прекращении телесного существования видят наслаждение – вот в чем мудрый возвышается над всеми мирами.

39(761). Что безумцы зовут радостью, то благородные называют страданием; чего избегают безумцы как страдания, в том благородные обретают радости – вот пред чем в недоумении стоят неведающие, вот чем так смущены они.

40(762). Кто закрылся, тот не видит, кто слеп, для того все темно, но благому есть благое возвещение, зрячему – свет; ослепленные неведением, даже ходя около Закона, ничего не различают в нем.

41(763). Кто побежден земными страстями, кого несут волны течения жизни, кто пребывает в области Мары, тот никогда не постигнет в совершенстве Вечного Закона.

42(764). Только благородный удостоится великого разумения. В совершенстве познавший счастье Ниббаны освобождается от страстей, навсегда угасает здесь».

Так поучал Блаженный, и радостные монахи восхищались словами его. Слово за словом преподавал он прекрасное учение, и с каждым словом освобождался дух нищенствующих.

Сутта I

1(765). Если удастся достичь телесных радостей тому, кто жаждет их, он становится радостным, найдя любезное смертным;

2(766). если же не удастся ему достичь тех радостей, он мучится, как пронзенный стрелою.

3(767). Кто избегает телесных радостей, как на головку змеи боится наступить босою ступней, тот размышлением навсегда отгонит от себя эту жажду радостей.

4(768). Кто жаждет тех радостей, жаждет полей и добра, коней и коров, слуг, и близких, и жен,

5(769). того побеждает грех, того сокрушают несчастья, и в его сердце вольются страдания, как вода сквозь щель в челнок.

6(770). Итак, размышлением изгоняйте плотские радости; освободившись от них, легко переплыть это море; вычерпайте всю воду из ладьи своей, легко и весело к иному берегу тогда она понесется.

Сутта II

1(771). Человек, привязанный к телу, покрытый корою греха, обольщенный, не радуется в уединении, не очищается от плотских наслаждений.

2(772). Кого водят здесь страсти и похоти, кого научают желания радостей – трудно освободиться тому, прилепленному к бывшему и будущему, мечтающему о новых радостях, сладко вспоминающему прошедшее.

3(773). Скупцы, обольщенные плотскими утехами, занемогшие жадностью, мучатся и плачут: что-то будет с нами, когда мы умрем?

4(774). Пусть не забывает человек, что есть злое в этом мире, пусть ни для себя, ни для других он не творит зла – жизнь коротка, говорят мудрые.

5(775). Вижу я в этом мире боязливую породу, порабощенную жаждой жизни, – это несчастные люди, тоскующие в пасти смерти, поглощенные потоком возрождения.

6(776). Взгляни на этих людей: как рыбка трепещет в иссохшем ручейке, так и они дрожат в постоянном беспокойстве и заботе о себе; ты же иди в смирении, не питая в себе страсти к жизни.

7(777). Погасив в себе жажду к обоим концам жизни, узнав, где семя похотей, не истомленный жадностью, не делающий того, что сам называет позорным, мудрый не привязывается здесь ни к чему видимому и слышимому.