Противники устремляются друг другу навстречу по площадке, зажатой между двумя земляными валами, причём каждый старается поразить другого метательным оружием на полном скаку. Если это не удаётся с первого раза, они галопом проносятся мимо бок о бок с соперником и, промчавшись дальше, разворачиваются, после чего съезжаются снова. С двух концов ристалища находятся два кипарисовых столба: боец, заехавший за один из них, получает передышку, ибо противник не имеет права преследовать его там, стрелять в него или метать какое-либо оружие. Не имеет права использовать оружие и он сам, тогда как находясь в пространстве между столбами, каждый волен пытаться поразить противника любым способом. Правда, у доблестных воинов принято пренебрегать возможностью укрыться за столбом: они не покидают ристалища и дерутся без передышки.

Антиопа трижды после очередного заезда разворачивалась за столбом, чем вызвала неудовольствие своих сторонников. Правда, противник обстреливал её из-за железного борта колесницы, тогда как сама она в последний момент отказалась от брони и ограничилась щитом в форме лунного серпа, надетым на левое предплечье. Защитным доспехам она предпочла преимущество в скорости и маневренности, позволявшее ей при достаточно быстром развороте нападать на колесницу сзади. Но колесничий — скрывший своё лицо Боргес — был отнюдь не новичком в своём деле. Всякий раз, когда Антиопа атаковала его с тыла, он устремлял колесницу на склон земляного вала, что позволяло ему совершить скорейший разворот и не подставлять сопернице уязвимый задний борт. При этом комья земли и грязи, вылетавшие из-под его колёс, осыпали скакавшую верхом Антиопу с головы до ног, и это не способствовало точности её прицела.

В то время как ведомая Боргесом колесница ловко маневрировала, взлетая то на один, то на другой склон, замаскированный Арзакес с необыкновенной быстротой выпускал стрелы из своего лука. Они не достигали цели лишь потому, что Антиопа с той же быстротой отбивала каждую из них в сторону плоскостью своего щита.

Ещё трижды съезжались противники на ристалище, и трижды Антиопа метала в противника копьё с железным наконечником, причём сила броска усиливалась как особым приспособлением — копьеметалкой, так и тем, что воительница упиралась ступнями в прикреплённые к подпруге петли для ног. Это позволяло ей вкладывать в бросок весь вес своего тела. Железные пластины обивки, к ужасу и восторгу наблюдателей, содрогались и прогибались под копьями, однако колесничий оставался невредим.

Противник Антиопы, стоя плечом к плечу с правившим упряжкой братом, стрелял, в свою очередь, сквозь прорезанные в высоких бортах бойницы. Стрельба при этом велась столь стремительно, что могло показаться, будто вместо одного лучника сражаются сразу трое. Сноровка молодого Арзакеса, выдававшего себя за старшего брата, была такова, что тысячи зрителей на валах встречали каждый выстрел криками восхищения и страха. Впрочем, такие же вопли слышались и когда Антиопа в очередной раз отбивала щитом смертоносную стрелу.

После того как противники совершили шесть заездов (Антиопа намеренно затягивала схватку), некоторые зрители по необычайному умению лучника стали догадываться о том, что он, скорее всего, не тот, за кого себя выдаёт. Наконец после седьмого разворота Антиопа зашла противнику точно в тыл, настигла его и, прежде чем возница успел отвернуть в сторону, чуть ли не в упор метнула в стрелка железный диск весом почти в полталанта. Брошенный на полном скаку, стремительно вращающийся снаряд угодил в венчавшее шлем лучника резное изображение грифона, сбив шлем с головы и проломив череп. Лук выпал из рук Арзакеса, а сам воин, осев набок, вывалился из колесницы. Искалеченный шлем, подскакивая, описал по пыльной земле длинную дугу и остановился рядом с телом своего владельца. Теперь, когда на погибшем не было личины, все увидели, что это не вождь Боргес, а его младший брат Арзакес.

В тот момент мой взгляд упал на Тесея, а потом — на Элевтеру, от которой тоже не укрылось особое отношение предводителя афинян к нашей царице. Выражение его лица изменилось лишь на мгновение, однако в тот самый миг, когда поверженный противник Антиопы рухнул в пыль ристалища, я прочла в глазах Элевтеры предвкушение обречённости, словно сам рок распростёр свои мрачные крылья не только над нею и Антиопой, но и над всем нашим народом. Ибо, завоевав сердце Тесея и подарив ему своё, Антиопа тем самым отсекла себя от племени, самую суть которого выражало имя Элевтеры, что значит «свобода».

Между тем смертельный бросок Антиопы и падение Арзакеса нисколько не замедлили бешеной скачки. Кони несли колесницу Боргеса во весь опор. Антиопа настигла её с такой быстротой, что конь всадницы едва не запрыгнул передними копытами на платформу. Израсходовав копья, теперь наша царица наносила удары тяжкой секирой. Боргесу не оставалось ничего другого, как, ослабив вожжи и съёжившись, уворачиваться от смертоносного лезвия. В конце концов его испуганные кони вырвались вперёд, и он, снова овладев вожжами, но более не пытаясь маневрировать, погнал упряжку по прямой к загонам, где держали лошадей, предназначавшихся на продажу. Антиопа гналась за ним по пятам, и погоня эта была столь отчаянной и безумной, что многочисленные зрители повскакивали со своих мест. Многие взбегали выше по склонам, чтобы не упустить из виду ни одной детали происходящего.

Казалось, Антиопа вот-вот настигнет скифа и тому уже не спастись от её разящей секиры, но, когда рёв зрителей дошёл до апогея, воительница неожиданно попридержала коня.

Со стороны могло показаться, будто стремительное, неотразимое копьё вдруг остановилось в полёте.

Колесница Боргеса тоже замедлила свой бег, замешавшись в табун.

Сдвинув назад шлем, так что открылось её раскрасневшееся, торжествующее лицо, Антиопа указала секирой на валявшееся в пыли ристалища тело Арзакеса и возгласила:

— Вождь Боргес, настаивавший на поединке, пал, и закон не требует продолжения боя. У нас нет причин сражаться с его братом Арзакесом, и мы можем подарить ему жизнь.

Под презрительные крики и свист зрителей, уже понявших, что к чему, бесчестный Боргес в сопровождении приближённых покинул ристалище, так и не решившись снять шлем и предстать с открытым лицом. Эта схватка покрыла его несмываемым позором, тогда как Антиопе она подарила неувядаемую славу.

Воинская доблесть внушает лишь уважение, и многие спрашивают, что именно в Антиопе могло пробудить в Тесее любовь. Чтобы это было понятнее, я расскажу такую историю.

В моей стране было — впрочем, оно и до сих пор высится над рекой Гибрист — дерево, известное под названием Грозовой ясень. Дерево столь древнее, что оно хранит следы от ударов молний не только Зевса, но и отца его Крона. С этим ясенем связано примечательное поверье. В стороны от ствола расходятся, наподобие рогов, две могучие ветви. Считается, что тот, кто сможет натянуть на них тетиву, как на лук, станет вождём вождей и получит право взять себе любую женщину, какую пожелает.

Силу свою пробовали многие — Беллерофонт, Ясон, даже сам Геракл, но согнуть толстые сучья не удалось никому. Так вот, после поединка Антиопа отвела туда Тесея и предложила ему на глазах у двух тысяч зрителей пройти испытание. Царь Афин сумел согнуть «рога» и сцепить их тетивой, но сил на то, чтобы натянуть её, у него уже не хватило, хотя он, вознося молитвы Аполлону и Музам, обещал в случае успеха воздвигнуть им всем по храму.