социального результата. Если предприниматель вкладывает деньги и рассчитывает получить выручку или даже прибыль (как в случае государственно-частного партнёрства) – это не социальные инвестиции, а традиционные коммерческие инвестиции в социальном секторе. Отличием социальных инвестиций является то, что при вложении отдача в первую очередь носит не экономический, а социальный характер, который необходимо доказать через оценку социального воздействия проекта социального инвестирования. Отсутствие механизма оценки смешивает импакт-инвестиции с инвестициями для извлечения прибыли, как это происходит в российских моделях социального предпринимательства и государственно-частного партнёрства.

В соответствии с текущим законодательством, в этих моделях сам факт осуществления деятельности в социальной сфере трактуется как, во-первых, социально ориентированная деятельность, а во-вторых, как успешная деятельность. Обращаясь к ФЗ от 26.07.2019 г. № 245-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О развитии малого и среднего предпринимательства в Российской Федерации» в части закрепления понятий «социальное предпринимательство», «социальное предприятие», можно увидеть, что включение в реестр социальных предпринимателей возможно по нескольким равнозначным признакам.

Часть признаков носит содержательный и оценочный характер – например, обеспечение занятости сотрудников из социально уязвимых категорий[41], способствование реализации продукции, которую произвели такие сотрудники, или производство товаров для социально уязвимых групп. Действительно, деятельность в этом направлении сама по себе будет обладать ненулевой социальной полезностью, но её эффективность всё равно остаётся под вопросом. С другой стороны, группа критериев, на основании которой в реестр включено большинство предприятий, перечисляет сферы деятельности, действуя в которых предприятие автоматически считается социальным. Например, к таким сферам относятся услуги в сфере дополнительного образования, отдыха и оздоровления детей, культурно-просветительская деятельность. В этом случае без дополнительных оценок невозможно сказать даже о наличии самого факта социального воздействия.

Поскольку принципом социальных инвестиций является доказательность социальных изменений, представляется продуктивным учесть необходимость оценки на уровне законодательства. В частности, внедрить практики оценки социального воздействия для включения в реестр социального предпринимательства или подтверждения статуса в нём. Так законодательная среда позволит стимулировать более обоснованный и доказательный подход к социальным инвестициям на примере социального предпринимательства.

Обращаясь к отчёту Департамента политики в области экономики, науки и качества жизни Европарламента (Mackevičiūtė, R. et al., 2020) с обзором лучших практик социальных инвестиций, нужно сказать, что в России с разной долей успешности принята большая часть перечисленных в отчете мер обеспечения:

• создание государственных структур, ответственных за фасилитацию рынка импакт-инвестиций (ВЭБ.РФ как оператор проектов социального воздействия);

• обеспечение правовой базы и правового статуса социальных предпринимателей;

• наличие налоговых стимулов.

Однако в настоящий момент, за исключением механизма проектов социального воздействия, отсутствуют регуляторные меры – в частности в виде введения стандартизированных систем измерения социального воздействия и отчетности. Именно этот неотъемлемый элемент правового обеспечения социального инвестирования предлагается к внедрению в российских условиях.

Аналогичные практики оценки социального импакта важны в других российских правовых конструкциях в сфере социальных инвестиций – в проектах государственно-частного партнёрства, которые в настоящий момент не проходят оценку социального эффекта, и в проектах социального воздействия по модели SIB, в которых наблюдается потребность в оценке результатов проекта со стороны медиатора.

Подводя итог, нужно сказать, что и в России, и за рубежом оценка фактического воздействия в области социальных инвестиций, являясь неотъемлемым элементом определения этого вида инвестиций, постепенно начинает обретать свои очертания как в практиках, так и в законодательстве.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

1. Mackevičiūtė, R., Martinaitis, Ž., Lipparini, F., Scheck, B. C., & Styczyńska, I. (2020). Social Impact Investment-Best Practices and Recommendations for theNext Generation. Policy Department for Economic, Scientific and Quality of Life Policies Directorate-General for Internal Policies, European Parliament. Retrieved from: https://www.europarl.europa.eu/RegData/etudes/STUD/2020/658185/IPOL_STU(2020)658185_EN.pdf. (accessed 07.02.2023).

2. Алексеева, М. (2017). Мониторинг в рамках институтов оценки регулирующего воздействия и оценки фактического воздействия в Российской Федерации. Государственное и муниципальное управление. Ученые записки, (2), 20–25. https://doi.org/10.22394/2079–1690–2017–1–2–20–25.

3. Арзамасов, Ю. Г. (2019). Оценка регулирующего воздействия и риски в праве: опыт России и континентальной Европы. Право. Журнал Высшей школы экономики, (S5), 4–31. http://doi.org/10.17323/2072–8166.2019.5.4.31.

4. Бедняков, А. С. (2022). Государственно-частное партнёрство как модель развития публичной инфраструктуры. Вестник МГИМО Университета, 15 (1), 143–176. https://doi.org/10.24833/2071–8160–2022–1–82–143–173.

5. Голодникова, А. & Цыганков, Д. (2015). «Таргетирование» оценки регулирующего воздействия: международные подходы и российская практика. Вопросы государственного и муниципального управления, (4), 7–40.

6. Голодникова, А., Ефремов, А., Соболь, Д., Цыганков, Д., & Шклярук, М. (2018). Регуляторная политика в России: основные тенденции и архитектура будущего. Доклады ЦСР, (1), 1–191.

7. Иванова, Н. (2020). Инвестиции социального воздействия: международный опыт. Информационно-аналитический бюллетень о развитии гражданского общества и некоммерческого сектора в России. 1(18).

8. Квон, Г. (2020). Оценка социального воздействия преобразующих инвестиций: проблемы и подходы. Вестник экономики, права и социологии, (4), 24–28.

9. Орехова, Н. (2022). Оценка регулирующего и фактического воздействия нормативных правовых актов: международный опыт и перспективы в России. Юридическая наука, (11), 169–175.

10. Умнов, В., Плюхина, А., & Матвеев, М. (2018). Анализ системы государственной поддержки социального предпринимательства в России. Вестник РГГУ. Серия «Экономика. Управление. Право», (3 (13)), 77–89. https://doi. org/10.28995/2073–6304–2018–3–77–89.

By Way of Law. Assessment of the Actual Impact of Social Investment Projects in Russia and Worldwide

Ivan Smekalin

DOI 10.55140/2782–5817–2023–3–1–58–65

Social investment started to gain popularity all over the world in the last century, yet it still has not received a clear legislative support. This article reviews the practices of legal regulation of social investment, i.e. what legal structures have been created to formalize and regulate this sphere in Russia and worldwide, and identifies mechanisms and functions required to evaluate the actual impact, followed by identifying key areas for improvement.

Ivan Smekalin

Analyst, Factory of Positive Changes, master’s student at the École des Hautes Études en Sciences Sociales (Paris)

THE DEFINITION OF SOCIAL INVESTMENT

Social investment, also known as transformative investment, social impact investment, or impact investment (Kwon, 2020, p. 24; Mackevičiūtė et al., 2020; Center for Studies of Civil Society and Nonprofit Sector, NRU HSE, 2020), is aimed at maximizing the social value created by investees. This type of investment has become known worldwide in the 20th century, and even though the term is used increasingly often in Russia, it still has not received a definition in the Civil Code nor has a Federal Law “On Social Investment” been passed. Various legal constructs fall under the broad framework of social investment, such as the status of a social entrepreneur and tax incentives for socially beneficial activities.

Speaking about the importance of improving