Требуется срочно найти либо деньги, либо технику. Причём вариант с техникой мне видится более простым. Все видимые ресурсы быстрого обогащения я уже исчерпал.

Где можно взять на время фотоаппаратуру? В прокате? Вариант сомнительный, но проверить надо. У кого-нибудь из фотографов? Так, я не знаю никого. Заявиться внаглую к Орловичу? В прошлый раз он так и не понял, что я и есть тот самый провинциал, которого он обокрал.

Идея своей наглостью вызывают невольное уважение, но всё-таки я думаю оставить её напоследок. Вдруг Орловича уже успели предупредить о происходящем. Тогда моё появление у него вспугнёт Владлена Игнатова и подтолкнёт этого товарища к очередным непредсказуемым, но, возможно, печальным для меня действиям.

Для большинства людей подобные размышления кажутся чем-то чрезвычайно близким к панике. Для для человека, поработавшего в прессе — это обычное дело. Тебе нужно чего-то добиться или кого-то найти и ты старательно перебираешь всех своих знакомых, которые могут помочь.

Листаешь старые записные книжки, прокручиваешь в голове различные кандидатуры, пока не найдёшь ту самую нужную дверку, постучав в которую получишь прямой доступ к цели.

Парк, мороженое и воспоминания о мерзавцах придают моим мыслям неожиданное направление. Всё ещё боясь передумать и остановиться, я решительно сажусь на троллейбус и еду почти на самый конец города.

* * *

— Эй, Виталий? Виталий Терентьев! — приподнимаюсь с лавочки и машу рукой. — Да, да, я тебе!

Народ из здания идёт сплошным потоком, и я едва не пропускаю в этой веренице тройку мужчин. Идущий посередине Виталий останавливается и оборачивается, глядя на меня с удивлением. На лице у него пробегает весь спектр эмоций — от узнавания до испуга и злости. Он что-то говорит своим спутникам. Эти остаются на месте.

Виталий подходит ко мне вразвалочку, держа руки в карманах.

— Чего надо? — спрашивает он через губу.

— Тебя в милицию не вызывали недавно? — спрашиваю.

— Нет, а чё? — несмотря на агрессию, он не может скрыть любопытства.

Общаюсь я с ним совершенно дружелюбно, даже улыбаюсь при этом в тридцать два зуба.

— Нет, — с подозрением прищуривает он глаза. — А что?

— А меня вызывали, — говорю.

Достаю из кармана повестку, разглаживаю её у себя на коленке и тычу ему в глаза. Насколько я помню, Виталика Терентьева, того самого фотографа, с которого началось моё знакомство с Подосинкиной и с Молчановым, парень он ссыкливый.

Причём эту ссыкливость можно назвать не просто деталью, а основной чертой Виталькиного характера. Из-за этого он в своё время и взвалил свои ошибки, допущенные по пьяному делу, на меня и на няшу-редакторшу.

Я зашёл в редакцию газеты «Знамя Ильича» для того, чтобы узнать координаты Терентьева и отыскать его на просторах областного центра, твёрдо уверенный, что после той ситуации с пьяной дракой его хотя бы с работы попрут.

Но нет. В первом же кабинете мне охотно рассказали, что Виталик сейчас находится в проявочной, освободится приблизительно через час, а ловить его лучше на улице, потому как после обеда фотокор Терентьев отбывает на редакционное задание.

Так что восстановлением справедливости в рамках отдельно взятой газеты здесь и не пахло. Тётка, ответственный секретарь, отмазала своего нерадивого племянничка, и тот, несмотря на все косяки, продолжал работать.

Соответственно, мой план из категории «сделка с совестью» переходил в разряд «с паршивой овцы хоть шерсти клок».

— Значит, не вызывали… — многозначительно тяну я. — Ну ладно тогда. Пошёл я. Приятно было свидеться.

— Эй, а чего такое-то? — слышу окрик Виталика уже в спину.

— А то, что с прокурором я сегодня разговаривал, — на полном серьёзе, а главное, абсолютно честно заявляю ему. — Белоглазов фамилия. Знакома такая? Уверен, что знакома.

Фотограф областной газеты — это такая личность, которая бывает везде. Соответственно, и все фигуры областной власти знает и по фамилии, и в лицо. Так что совершенно не удивляюсь, когда Виталик кивает с потерянным видом.

— И чего? — тянет он.

— В суд твоё дело передают, вот чего, — продолжаю. — Хотят сделать образцово-показательный процесс. Меня прокурор убеждал ни в коем случае заявление моё не забирать, а то я им всё дело развалю.

— В смысле, не забирать? — ловит на лету мою мысль Виталик.

— Да тут вот какое дело, — закидываю я наживку. — Ты ведь, вроде как, коллега мой. Я теперь тоже фотограф в районке нашей. А я, получается, своего пацана под суд отправляю. Неправильно это, нехорошо.

Глаза Виталика светятся недоверчиво.

— Так ты хотел заявление забрать?

— Хотел, — вздыхаю. — Да передумал. Очень уж они надавили на меня. Этот Белоглазов, как на меня уставился… Страшный! У меня все мысли куда-то в желудок провалились, — таращу глаза. — Говорит, по всей строгости социалистического закона надо таких людей карать.

— Эй, Терёха, — кричит один из его спутников, — долго тебя ждать? Чё ты там телишься?

— Без меня идите, — машет Виталик. — Я догоню.

— Тут такое дело, — говорю я Терентьеву, — что двумя словами не обойдёмся. Может, сядем где, поговорим как люди. А то что мы впопыхах?

— Где? — тут же спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

— Тебе виднее, ты здесь местный. Я же из деревни, откуда я знаю. Есть здесь поблизости место, где можно посидеть спокойно и желательно пивка выпить? А то меня после сегодняшнего похода в ментовку до сих пор в дрожь бросает.

Попытку купить в гастрономе бутылку Агдама и распить её на лавочке, я мягко и решительно пресекаю. Не тот это формат беседы. Так что наше путешествие заканчивается в баре под названием «Арфа» — солидном полутёмном, на удивление приличном заведении с тяжёлыми дубовыми столами.

Дородная женщина в белом халате выдаёт нам за стойкой две кружки слегка пахнущего тиной, зато буквально ледяного пива. На меня она смотрит с подозрением, но, видимо, Виталика видит здесь не первый раз, поэтому ненужных вопросов относительно моего возраста не задаёт.

К пиву Виталик берёт несколько горстей крохотных сушёных рыбок, состоящих, на мой беглый взгляд из одних глаз, и густо покрытых соляной коркой. На вкус они оказываются на удивление неплохими. Как леденцы, только солёные, буквально тают на языке. Ни костей, ничего не остаётся.

— При пивзаводе бар, — поясняет Виталик. — Здесь свежее всегда. Ну, зато с наценкой, — вздыхает он.

Пиво и правда обходится мне почти вдвое дороже, чем такое же разливное из бочки на улице. Может быть, поэтому народу в баре немного.

К делу мы переходим уже на второй кружке. Точнее, я ещё даже не добиваю первую, а вот Виталик себя особо не сдерживает.

— Я ж не виноват, — совершенно искренне оправдывается Виталик. — Кто ж нормальному человеку водку перед работой предлагать будет? Тем более, на жаре.

— Тут никто не виноват, — поддерживаю я его. — Всё равно что несчастный случай.

— Вот, ты